(К слову, позавчера, 14 декабря 2012 года отпевали и хоронили Галину Павловну Вишневскую – великую певицу, великую женщину, красавицу, жену и друга гениального музыканта Мстислава Ростроповича. Она пережила его на 5 лет. Это люди России 20-го века, ее гордость, с судьбой счастливой и трагической. Они пережили гонения, изгнание, лишение российского гражданства, всемирную славу и возвращение на Родину. Они похоронены на Новодевичьем кладбище в Москве (слава Богу, что все-таки дома, а не на кладбище Сен-Женевьев де Буа…).
Мне вспоминается один эпизод: в каком-то из 70-х годов я зашла в Нотный магазин при Московской Консерватории (там же продавались и пластинки) и попросила Реквием Моцарта (пластинку). Мне дали. Я посмотрела на состав исполнителей – он мне не понравился. Я спросила, нет ли у них лучшей записи. На меня коротко, но внимательно посмотрели и принесли другую, которая меня вполне удовлетворила. Это была «подпольная» пластинка: на ней был записан голос Г. Вишневской. Так наш режим расправлялся с талантами России: он их не только уничтожал, загонял в лагеря или изгонял из страны, но и запрещал или уничтожал их творения, память о них. А народ – да н все съест. С голодухи. А Саакашвили считал, что и любое пойло выпьет. Но не так уж всеяден и всепокорен народ российский: прорастал сквозь камни, хранил ценности под прилавками, за стеллажами, в сараях, печатал в подвалах, обсуждал на кухнях, – но как сладка была эта запретная пища… А теперь все доступно, но пища не та: уж очень ценности бурдой разбавили…
Культура – пышное древо. Когда начинает гнить его корень, гниет его ствол и все его ветви.
Наша эстрада. Наш юмор. Юмор – спасение в трудные времена. И он был дан нам. Карцев и Ильченко, явление Михаила Жванецкого, Великий Аркадий Райкин и его театр. Его миниатюры пересказывали, его цитировали. Этому великому артисту разрешено было (естественно, все же в определенных рамках) говорить о нашей жизни более, чем кому-либо другому: о наших дефицитах, о бюрократах, о нашем производстве, соцсоревновании, о бытовых проблемах – о многих уродствах нашей жизни. Он делал это остро и с блеском. Это были праздники искусства. Концертов Михаила Жванецкого тоже ждали, как праздников.
Блистательный Жванецкий – великолепное творение Одессы и большевизма. Он не может быть понят нигде. Это плод больной России и ее спасательный круг. Никто не может постичь масштабов и форм беды, трагедии этой страны. Равнодушный не станет углубляться, простодушный – не поверит.
Как же мы живы, чем? – Нашими талантами, нашим специфическим юмором, непостижимым для иных – умением смеяться над собою, над своей бедой.
Это был поток остроумия, смех и слезы. Хохмы Жванецкого и Райкина разбирались