Часто ходили на градообразующее тулькое предпреятие – центральный базар, с его ором, вонью, раздавленными помидорами, дешевыми тайваньскими вещами, вонючей кожей, кровавыми мясными рядами, толпами деловых грязных чурок и цыган, – и на котором мне была куплена большая часть вещей, включая так дорогую мне косуху. О ней позже.
В 8-9 классе объявлся отец, как я рассказывал ранее, извинялся за все, но забрал подаренные мне часы деда и ввел мать в долги. забрав еще большую сумму денег, – причем не сразу, – а после того, как мать их ему заняла у кого-то или на что-то – в ламбарде. Золотым перстнем, подаренным мне бабушкой Анной «на свадьбу», который часто использовался для покрытия долгов перед ломбардом – как своих, так и Боронина.
Мать в дополнение очень любила мебельные магазины, мебель из которых в доме не появилась ни разу, но ненависть к матери потихоньку крепла.
«Во дворе», как все, не гулял. Ходил в школу и из школы, – потом в институт и из института, – обходя коловших себе в вену героин то соседа с первого этажа, – тоже Рому, – то мальчика Ушана с четвертого этажа. Еще одного угарка забрали то-ли в армию, то-ли он просто помер. Не стало его в подъезде через пару лет после нашего переезда.
Был еще алкаш Рома с пятого этажа. пытавшийся некоторое время занимать деньги у матери и часто звонивший на домашний телефон. Потом мне было рассказано, что он работает на КБП, вытачивает обечайки для ракет. В это время я уже учился в политехе, на ракетостроении.
А пока я учился в 8-9 классе, учился нормально, однажды и сам был учителем – на дне самоуправления – учителем музыки. Научить класс чему-то удалось мало, Шариков Алексей под последней партой из своего чемодана разливал водку. И даже Паша Барымов, к которому Шариков старался быть как можно ближе, пил ее с большим рвением, чем учил детей. В это же время, по мере сближения с компанией, стала появляться Елена Барматина, отличница, но, как пел «Алексин», вполне хищница, – и любительница выпить не меньше, чем все мужское представительство класса. Сыграла Елена тоже свою косвенную роль в моей истории, но является сейчас учительницей английского языка и, можно предположить, по незнанию – уважаема вновь возникшими туляками.
В то же время из ленинского поселка стала приезжать бабушка Валя, немного «не в себе», но желавшая видеть внука. Мать приказывала не открывать ей дверь и вести себя в квартире тихо, если бабушка приедет. Бабушка ждала, когда я возвращался из школы, и, поначалу, слушаясь мать. приходилось прятаться – и тогда она кричала на всю улицу. Сейчас говорит,что привозила деньги и отдавала. Может, и получилось подойти несколько раз.
Но с такими школьными друзьями они быстро пропивались. Кузьмин называл ее сумашедшей бабкой. «Как там твоя сумашедшая бабка тогда», – и тому подобное.
К ней, или немного до этого, – что вряд ли, – или после, несколько раз с матерью выпало горе съездить домой в ленинский. В переполненных тульским жиром автобусах