– Тебе не кажется, что мы вернулись в молодость?
– Возможно, – буркнул Семен Ефимович, а про себя подумал: «Только неизвестно, сколько это будет продолжаться. Она думает, к нам вернулась острота чувств. Если бы! Ох, не кончится добром вся эта поебень».
II
В понедельник вышел Егоров. Встретили его тепло и бодро, благо со всей командой он познакомился загодя, и фактически до самого обеда Андрей занимался с айтишником налаживанием инструментария и софта на своем рабочем месте. Семен Ефимович, если спрашивали его совета по тому или иному вопросу, активно подключался. В столовой Кац, которого на «Салюте» знали и уважали, распорядился, ратуя за сплочение коллектива, нарушить общеустановленные правила и придвинуть к занятому ими столу на четверых – а такие столы составляли подавляющее большинство – еще и парный столик, чтобы все сели вместе, пусть хотя бы раз, в день выхода нового сотрудника. Солировал за столом, конечно, Кац, посвящая новичка в общие вопросы, скорее даже не рабочие, а бытовые – что почем на «Салюте»: во сколько они обычно обедают, до каких часов работают буфеты, где продается пресса, где у них аптечные киоски, – одним словом, во все, что нелишне знать человеку, принятому на новое место.
– Семен Ефимович,… – обратился под конец обеда к новому начальнику Егоров и запнулся.
– Что такое, Андрей Леонидович?
– Вот вы меня все время называете по имени – отчеству. Понимаете, я не привык. Мы с ребятами – он обвел глазами Карпова, Васина, Зидена и Овечкина-Портнова – сразу перешли на «ты», по-свойски и только на имена, а вы меня и с утра и за обедом по ИО. И на «Агате» меня тоже все звали по имени.
– Время, дорогой, время-то идет… Например, Сеней сейчас меня называет только жена, а остальные по ИО. Ну, а для коллектива я Ефимыч. После «Агата» вы стали старше. Оставайтесь для ребят Андреем, но я как начальник буду обращаться к вам по ИО – хотя бы по первости. Для соблюдения протокола, так сказать.
– Ну, раз так… Я понял. Да, конечно.
– Ну что, все поели? Тогда по коням!
И вожак повел свою стаю в ареал постоянного обитания. Вернувшись в лабораторию, Семен Ефимович проверил орех – тот, слава богу, не подавал сигналов тревоги – и задумался: правильно ли он себя вел за обедом с этим Егоровым? Дипломатично ли отказался называть его просто по имени, как тот хотел? Он же нормальный парень, да и «братва» хорошо его приняла… В душе сидела какая-то заноза. Откуда? Да оттуда: Щелкунова! Он вспомнил ее признание, и вот что странно: испытывая к ней симпатию, однако не имея на нее никаких прав и вместе с тем веря, что она давно не испытывает к Егорову, лишившему ее девственности, никаких чувств, Семен Ефимович все равно подкожно ощущал, что не может зажечь в себе хотя бы подобие теплых эмоций к этому новенькому. Кстати, и в день прихода Егорова на собеседование Кац пренебрежительно к нему отнесся, даже не предполагая, что между двумя этими людьми когда-то