В другой раз «огэпэушник» приходил к нам в техникум, беседовал с нами на общеполитические темы.
Я знал, что многие семьи в нашем селе пострадали от них. Нашу семью Бог миловал: у нас никто не был репрессирован или арестован. А у других было немало примеров, когда невинные люди страдали ни за грош – лишь потому, что когда-то, кем-то были оклеветаны. Так ломались человеческие судьбы. Да что там судьбы? Человеческие жизни. Вот почему все мы к оперуполномоченным НКВД относились со страхом и недоверием.
Пытаясь подавить в себе внутреннее волнение, я промямлил что -то неопределенное (видно, неспроста он здесь командует), как бы не стоял за всем этим какой-то подвох?
– Я повторяю вопрос: Вы хотите быть чекистом?
– Товарищ капитан, я хочу на фронт, сражаться с фашистами!
– А Вы, молодой человек, полагаете, что мы Вам предлагаем тепленькое местечко в тылу? Так? Воины-чекисты сейчас сражаются на всех фронтах, на самой передовой линии. Пограничники первыми приняли на себя удар врага и мужественно продолжают громить его повсюду. Это что, по-Вашему, не фронт? Это, разве, не передовая?
Голос его звучал все тверже, а интонация становилась угрожающей. По столь неожиданной реакции капитана я понял, что дал промашку с ответом, ляпнул не то и сам испугался своих слов. Еще, чего доброго, отправит туда, куда Макар телят не пас. Поэтому срочно поспешил «реабилитироваться» в глазах всей комиссии:
– Нет, я так не думаю. Я согласен, просто…
– Что «просто»? Договаривайте! – вытянул вперед гусиную шею капитан.
Все, моя голова окончательно перестала соображать.
– Да нет, ничего… Я согласен, товарищ капитан! Я хочу быть чекистом!
– Ну вот, это совсем другое дело! – голос капитана вновь стал спокойным и бархатистым.– Идите домой, а когда понадобитесь, мы Вас вызовем. Вопросы есть?
– Никак нет!
Я по-военному повернулся кругом (но почему-то через правое плечо) и на ватных ногах вышел из кабинета. Вся моя спина была мокрой от пота.
Вскоре Виктор Демин уехал куда-то вместе с другими призывниками, а я до августа 1942 года продолжал работать в колхозе счетоводом.
Мужчин призывного возраста оставалось в селе все меньше и меньше. Горе похоронок все чаще стало стучаться в дома: «… С глубоким прискорбием извещаем, что ваш муж (имярек) пал смертью храбрых в боях с немецко-фашистскими захватчиками».
Как правило, у людей, получавших их, хватало сил прочесть только первые строчки, затем в глазах все начинало плыть и мутная пелена застилала глаза, ноги подкашивались, волосы становились белее снега.