А вот мой отец ушел на фронт в августе 1941 года.
Однажды я поздно вечером вернулся домой. Родители не заметили, как я зашел в дом. Мама сидела в дальней комнате за столом и тихо плакала. С порога я услышал их разговор:
– Ладно слезы попусту лить! – сердился отец. – Что ты меня заживо хоронишь?!
Меня как громом ударило! Неужели и в наш дом пришла война?! Несмотря на то, что я сам рвался на фронт, мне вдруг впервые по-настоящему стало страшно. А что, если я никогда больше не увижу отца? К тому времени во многие дома успели прийти зловещие похоронки.
– Да как же не плакать? – всхлипывала мама, утирая краем платка слезы. – Что же я одна делать буду?
– Ничего, не пропадете! Николай за старшего остаётся. Валентин на ноги становится. Вместо одного мужика – сразу два будет!
Внешне отцовское лицо было спокойным. Он старался не давать волю своим чувствам и эмоциям, но по дрожанию уголков его рта, который был плотно сжат, чтобы не выдать своего волнения, можно было легко заметить, как ему тяжело.
Услышав скрип половиц, отец обернулся и увидел меня в дверном проеме.
– А! Вот и сын пришел! – как ни в чем не бывало, улыбаясь, обратился он к маме. На его лице появилась натянутая улыбка. – Накрывай, мать, на стол. Ужинать будем.
Мое появление для него в тот момент было как раз кстати – можно было перевести разговор на другую тему:
– Давеча разговаривал с председателем. Он сказал, чтобы ты принимал у меня ключи. Вот так! Так что сдаю тебе должность. Завтра пойдем в правление и решим все формальности.
В январе 1941 года я окончил межрайонные курсы счетных работников, поэтому мне, как говорится, сам Бог велел заниматься этим делом после отца.
Так я «по наследству» стал счетоводом Балахонинского колхоза.
Через месяц мы с Виктором Деминым вновь отправились в райвоенкомат. И вновь – отказ. В этот раз с нами никто даже разговаривать не стал, так как наши физиономии до такой степени там примелькались, что, завидев нас, военкоматские работники скривили улыбки:
– Что, опять на фронт собрались, «герои»? Вам же русским языком сказали – рано!
Раздосадованные неудачей, мы сели на ступеньках военкомата и угрюмо молчали. Злость и обида душили нас, внутри гасла последняя надежда.
И вдруг Виктор вскочил, хлопнул себя ладонью по лбу и радостно воскликнул:
– Есть!
Прозвучало это так, будто на его месте сейчас был сам Архимед, выскочивший голый на улицу с криком: «Эврика» («Нашел»)!
– Что «есть? – тупо посмотрел я на него, совершенно ничего не понимая.
– Есть способ попасть на фронт!
Я безнадежно махнул рукой:
– Мы с тобой уже всё перепробовали.
Он заговорщически подмигнул мне:
– Всё да не всё! Мы с тобой комсомольцы?
– Комсомольцы, но и что из этого?
– А вот что. Слушай