Вот поезд подошел к мосту через Катицу, затих – там один из разъездов. Машинист небось отправился в сторожку чайку попить в ожидании отправления. Чудная у нас дорога.
Ленки все нет. Шальная девчонка, выдумщица! Надо идти навстречу.
В тайге темно, но меня выручает карманный фонарик. Каменистая тропа уже успела подсохнуть после дождей. Но там, на пути к Колодину, река. Быстрая Черемшанка. Как Ленка перескочит через нее на своем мотоцикле?
Еще прежде чем услышать стук двигателя, я вижу, как над головой загорается мертвенным светом верхушка ели, потом выступает еще несколько вершин пониже. Потом я слышу стрекот «Явы». Фара в темном лесу кажется ярче солнца.
– Ленка, сумасшедшая!
– Устала чертовски… – Голос у нее хриплый. – Разожги костер. Хорошо, что какая-то добрая душа догадалась проложить мостик через Черемшанку. Знаешь, где мы хариусов когда-то ловили… А то бы застряла со своей «Явой» как пить дать!
Огонь с треском поедает хвою. Ленка сидит, как любят сидеть все девчонки у костра, – подтянув колени к подбородку и неподвижно глядя на огонь. Ее щеку пересекает царапина, брюки в грязи. Решилась на такое путешествие, чтобы не оставлять меня на пустом разъезде в тайге!
Мы сидим у костра и молчим. Есть самые простые радости на свете, которые чаще всего не замечаешь, настолько они бесхитростны. Но потом – только потом – узнаешь, что они-то и были счастьем. С годами начинаешь понимать это. Мы думаем о счастье в будущем времени, но оно всегда в прошлом, потому как настоящее неощутимо. Этот костер и женщина-девочка, положившая подбородок на колени, такая усталая, и алые сосновые стволы, и короткое, но полное ощущение покоя – все это станет потом счастьем, я знаю.
– Тебе что-нибудь дала эта поездка? – нарушает молчание Ленка.
– Да. Есть линии, которые мы называем ложными. Но сначала надо узнать, действительно ли они ложные.
Глаза у нее сейчас темные-темные.
– Да, в жизни бывают ложные линии, – говорит она.
Что-то беспокойное, тяжелое лежит у нее на душе. Я беру ее руку и ощущаю живую прохладу. Как будто коснулся речной быстрой воды и она ящерицей трепещет в ладони.
– Я так мало знаю о тебе, Ленка.
– Профессиональное любопытство?
Она всегда была такой – мягкая, добрая, своя, и вдруг неожиданный укол.
– Прости, Паш… Знаешь, у меня такое чувство, будто я вложила в него всю свою жизнь, и мне ничего не осталось.
Она говорит так, словно мне знаком каждый ее день из этих шести лет. Но я знаю, кого она имеет в виду.
– Я вернулась из Ленинграда… Нельзя надолго уезжать из маленьких городов,