«Что, Соня, случилось?!» – «Нельзя расписаться
Нам, Гриша, с тобою – позор!» – «Отчего?» –
«Я только узнала… Тебе лет-то… двадцать!
Мне двадцать четыре! Ты знал?» – «Ничего!
Я до могилы любить тебя буду.
Беречь буду. Только пойди за меня». –
Долго ее уговаривал, трудно.
Она ни в какую, а плачет сама:
«Стыдно, мне, Гришенька…» – Тут рассердился:
«Пойдешь, коль не хочешь, чтоб я за тебя,
Дуру, на Троицын день застрелился!
Двоих застрелю: и тебя и себя!
Где живешь, знаю». Она испугалась:
«Вот отчего при нем белый билет!
Он… сумасшедший!» – дрожа, догадалась.
И согласилась назад в сельсовет.
Их расписали. А Соня робела
Мужу в глаза глядеть. Свадьбу свою
Она и запомнить за то не умела,
Что в мыслях: «Безумцу себя отдаю».
Так начиналась семья. Оказались
Ночью одни, лишь тогда поняла:
Увидела (стал к ней спиной, раздеваясь) –
Шрамами мужа покрыта спина.
«Откуда?» – «Рубцы от ожогов, – ответил. –
Я в детстве горел. Было мне восемь лет.
Играли в снежки мы на улице, дети.
Зашел в дом погреться. Родителей нет.
Стал к печке открытой, спиною. Топилась.
(Заслонку открыл сам.) За дверью мороз!
Мне ж было тепло, тут беда и случилась:
Искра́ на тулуп. От нее занялось.
Быстро… На счастье, вбежала тут мама,
Как я закричал. Не сробела она:
Из дома толкнула на снег меня прямо.
После тулуп с меня сразу сняла.
Полгода лежал я на печке. Спиною
Не мог повернуться». – «И ты оттого
К службе армейской не годен?» – «Пустое!
Я и не рвался туда. Ничего?» –
«О, счастье! Прости, про тебя разумела
Другое…» – И, страхов смущаясь, жена
На мужа застенчиво, нежно глядела.
Первый раз целовал свою Соню тогда.
До тех пор не решался… «А зря не венчались, –
Подумала Соня. – Зато отец рад
Был, современно что мы сочетались.
Из Москвы приезжал…» – Мысли шли невпопад.
О ночи не думалось. Только венчанье
Брака началом считала она
Сама. Оттого, от самой себя втайне,
Своему невенчанию рада была.
«Пред Богом свободна», – вдруг мысль озарила.
О, Гриша славный, но разве ему
Девичество позднее Соня хранила?
С ним ли мечтала идти к алтарю?
Вдруг поняла: до сих пор ждала встречи
Едва ли возможной… А муж целовал
Жарко худые, поникшие плечи
И счастлив был телом, что он обладал.
Сердце далёко… Наутро открылась
Свекрови, что старше Григория. «Я,
Думаешь, дура? Узнать поленилась? –
Невозмутимо ответила та. –
Ну, не робей!» Сони стыд пожалела
Матрена – не стала уж простынь глядеть.
На