«Недаром помнит вся Россия…» Бородинское сражение в историческом сознании русских и французов (по следам 200-летнего юбилея). В. Е. Воронин

и необученных людей». Она также не находит «достаточно оснований утверждать, что Кутузов, решившись на эту битву, собирался отстаивать Москву до последнего солдата, не имея сведений ни о резервах, ни о поддержке фланговых армий».[63] Констатируя господство концепции Н. А. Троицкого, многие утверждения которого превратились в аксиомы, в современной российской историографии войны 1812 г., Ивченко задается «вопросом: почему столько веры на слово автору монографии о М. И. Кутузове профессору Н. А. Троицкому, который большую часть жизни изучал проблемы народников?». Со своей стороны, она предлагает «признать» отсутствие «самого главного источника для создания «сбалансированного» научного знания о тех далеких событиях – рассказа о них самого М. И. Кутузова с учетом мнений своих оппонентов». Ивченко уверена «в том, что, если бы Кутузову было отпущено еще несколько лет жизни, он бы легко справился со всеми своими оппонентами и нашел бы убедительное объяснение всем тем обстоятельствам, над которыми почти два столетия ломают головы специалисты».[64]

      В своей новой монографии о М. И. Кутузове[65] Л. Л. Ивченко принимает наиболее устоявшуюся на сегодняшний день версию о потерях сторон в Бородинском сражении: «русская армия потеряла 24–26 августа от 45 до 50 тыс. чел., а Великая армия – около 35 тыс.», – с уточнением, что «вопрос о потерях сторон на сегодняшний день является дискуссионным, так же как и ответ на другой вопрос, неизменно возникающий в связи с итогами Бородинской битвы: чья победа?». Автор дает свой ответ на этот вопрос. Л. Л. Ивченко считает, что «неправомерно делать однозначные выводы о победе Великой армии, подсчитывая «очки», как в спортивном состязании, как то: захват села Бородина, захват флешей, захват Семеновского, захват батареи Раевского, отступление с поля боя, вступление в Москву и т. д. В этом случае абсолютно не учитываются причины, побудившие обе стороны вступить в сражение, и цели, которые в нем преследовались, сопоставление планов с достигнутыми результатами». Автор напоминает, что причины, побудившие Кутузова дать генеральное сражение, носили «нематериальный характер», а именно – диктовались необходимостью «поддержать моральный дух русских воинов, требовавших сражения». Кроме того, Кутузов не имел достоверных сведений ни о дополнительных резервах, на которые мог рассчитывать неприятель, «ни о фланговых армиях Тормасова и Чичагова», прикрывавших южное направление и призванных оказать главным силам русских войск наиболее значимое «содействие». Поэтому, заключает Ивченко, «при любом исходе битвы он не мог развить успех без подкреплений. Как бы сложно ни было для Кутузова решиться на генеральное сражение, каких бы усилий и жертв ни потребовалось от него и от начальствуемой им армии, чтобы выстоять при Бородине, однако самое тяжелое предстояло ему потом, на следующий день после битвы. Это был день, когда после невероятного подъема патриотического духа, всех подвигов самопожертвования