Это было время, когда с петроградских дворов и улиц совершенно исчезли поглощенные людьми лошади и собаки, а с черных лестниц во множестве обитавшие там и столь любимые обывателями кошки.
Недостаток, а временами и полное отсутствие топлива, электрического освещения и воды (вследствие замерзания труб), выкачивание собственными средствами хлынувших в ванны из засоренных труб нечистот являлись штрихом, дополнявшим красоту коммунистической жизни петроградцев 1918–1922 годов.
VII. «Революционная справедливость»
Не так жила в эти, да и во все последующие годы власть, в чем мне впервые пришлось убедиться тогда лично.
Желая облегчить условия пересылки журнала в провинцию и избежать, хлопоча об этом, бесконечных хождений в комиссариат, я позвонила на дом к комиссару почт и телеграфов Зорину[23], попросив его назначить мне день для переговоров.
Комиссар был нездоров, не выезжал и лишь после настойчивых просьб принять меня разрешил явиться в Дом Совета[24] на другой день в пять часов.
Недослышав, я приехала в час, и, так как контора вестибюля уже с утра получила распоряжение пропустить меня, я беспрепятственно прошла в указанный мне третий этаж.
Здесь все осталось по-старому: центральное отопление, бархатные дорожки на лестницах и нарядная, встретившаяся на пути горничная в наколке, предупредительно указавшая мне комнату комиссара.
Я постучала в дверь, но ответа не получила.
– Наверно, не заперто, вы войдите, – посоветовала горничная.
Открыв дверь, я очутилась в обычной для отеля комнате, разделенной перегородкой на прихожую, спальню и салон.
– Можно войти? – спросила я, остановившись, но, снова не получив ответа, прошла дальше.
Видимо, не ожидавший никого, комиссар сидел за письменным столом без пиджака с куском шоколада в руке.
Он был так изумлен моим появлением, что некоторое время смотрел на меня молча, оставаясь неподвижным, а я, воспользовавшись этим, успела заметить, что перед ним стояла большая рюмка и наполовину опустошенная бутылка коньяку «Мартель», а на стуле рядом наполненный плитками шоколада ящик с надписью «Крафт».
Опомнившись, комиссар быстро протянул руку к настольному телефону, видимо, желая позвонить.
– Вы разрешили мне, товарищ комиссар, явиться к вам сегодня по делу моего журнала. Я – редактор «Всего мира», – поторопилась я успокоить его.
Комиссар опустил руку.
– Но ведь я же сказал вам прийти в пять, а теперь час, – резко сказал он, вставая и направляясь ко мне.
Недоразумение быстро разъяснилось, и, вероятно, для того, чтобы я поскорее ушла, все время загораживавший собою стол и оттеснявший меня к дверям, комиссар обещал удовлетворить мою просьбу.
Опасаясь, что обещание это не будет исполнено имевшим причины быть озлобленным на мое несвоевременное появление