Бόльшая часть людей, уже присутствовавших в гостиной, была хорошо знакома двум только что пришедшим девушкам; всё это были студенты и некоторые преподаватели филологического факультета, располагавшегося в Старом гуманитарном корпусе, который, при взгляде на него из окна Главного здания, казался темным длинным сундуком в отдалении.
Они пришли на поэтический вечер, моноспектакль по стихам Маяковского, не в первый раз устраиваемый студентом филологического факультета – тем же, который являлся идейным вдохновителем «левых» в «Битве поэзии».
Зайдя в гостиную, Яна подумала вдруг о том, что она, оставаясь вроде как сторонним наблюдателем, знает обо всех присутствующих много больше, чем знают о ней, и с сожалением упрекнула себя за это; вторая девушка – Лиза – половину лиц видела впервые и едва замечала. Она, ни секунды не задерживаясь в дверях, уверенно прошла к свободным стульям во втором ряду и села, оглянувшись на Яну. Яна улыбнулась и последовала за ней.
Уже в следующую секунду человек в черном костюме обернулся к ним из первого ряда, осветив их широкой улыбкой.
– Лиза, Яна, и вы здесь! Добрый вечер! Рад Вас видеть.
Это был Андрей Алексеевич Холмиков, научный руководитель обеих девушек, учившихся на втором курсе. Яна взглянула на него и вновь подумала, что слово «преподаватель», кажущееся при произнесении вслух солидным, серьезным и строгим, ни у одного человека не вызвало бы в сознании образ, хотя бы отдаленно похожий на Холмикова.
– Как Вам атмосфера?.. Вы видели люстру? А эти трещинки на потолке лишь добавляют шарма этому месту, не так ли?..
Высокий, среднего телосложения шатен с карими глазами, он, однако, не был красив так, как бывают красивы герои романов и фильмов; весьма тонкие черты лица, маленькие глаза и очки, которые он иногда надевал, вместе с уже немного заметной лысиной позволяли обладающему воображением человеку представить Холмикова много лет спустя – осунувшимся, измученным текстами, вспоминающим юность преподавателем; никому из тех, кто имел изначально соответствующие мысли, он не нравился по фотографии, а только разочаровывал. Но не то оказывалось при знакомстве. Любой неизбежно был покорен его необъяснимым мягким обаянием и исходящей, будто сияние, доброжелательностью, освещающей всё вокруг. Неторопливые, точные, кошачьи движения, в которых чувствовалась необъятная любовь к себе, к жизни и удовольствиям; раскованные, удобные позы, в которых он