– Ну и рожа у тебя! Ну и дурак! Вот же осёл! Тебе бы уши, и будешь совсем осёл! Ха! Бывают же такие в природе, ну настоящая ослиная рожа!..
После этой фразы всё для Холмикова вдруг вспыхнуло и померкло вокруг, опускаясь куда-то на сумрачное дно. Схватившись за стол, Холмиков рухнул на пол, чувствуя, как что-то теплое течет по его губам и подбородку. Бесцветный мужчина, недолго думая, так же горестно и тонко вздохнув, вдруг встал и выразил свое мнение по поводу ослиной рожи тяжелым мясистым кулаком.
Глава 2,
в которой объясняется произошедшее ранее и рассказывается история, являющаяся началом всему и содержащая в себе массу важных подробностей; читателю приоткрывается мир Университета, предстает во всей красе Старый гуманитарный корпус – и Холмиков вместе с ним
Воскресное утро застало его сидящим за большим кухонным столом и уронившим голову на руки. Перед Холмиковым на столе лежала раскрытая книга. Болезненный зимний белый свет лился в незанавешенные окна, и глаза от этого начинали болеть, а страницы, испещренные маленькими черными буковками, ослепляли своей яркостью. Холмиков мучительно потер глаза и вздохнул со стоном. Перед его затуманенным внутренним взором всё ещё кружились перепутанные и окутанные смогом картинки прошлой ночи, не стертые несколькими часами беспокойного тяжелого сна, а лишь несколько потускневшие, отдалившиеся. Еще дальше казались теперь события предыдущего дня, и однако именно их Холмиков с болезненным усилием стремился вспомнить во всех деталях.
Вот он просыпается в половине десятого. Вот завтракает – красиво и с аппетитом. Чувствует – этот день с первой минуты оказывается особенно удачным, и всё успевается вовремя, и совпадает в крошечных мелочах, словно склеивается, сшивается невидимыми нитями, и чайник закипает одновременно с тем, как выпрыгивают, звякнув, готовые тосты, и ложки с тарелками сами оказываются на столе, и стол, и все предметы будто бы помогают в сервировке, и всё так правильно и удобно, что хочется петь, напевать незатейливую песенку, будто бы герою американской мелодрамы.
Вот окончен завтрак, и часы показывают ровно половину одиннадцатого. Вот и посуда легко и быстро убрана в посудомоечную машину, а вот – извлечена на свет из маленького ящичка кухонного стола толстая сигара, и уже клубящийся светлый дым знаменует собой единственно верное окончание столь приятного завтрака и – одновременно – настоящее начало дня продуктивного, полного нетерпящих отлагательства дел.
И вот он с готовностью приступает