Все теплее от бабушкиных мягких ладоней, и он глотает, глотает это тепло, но его столько, что не помещается внутри, и оно течет радостно из-под век, и он просыпается. Изба все плывет, а он щупает влажную подушку и хочет обратно, к бабушке, но уже не может.
Под потолком колыхалась густая духота, еле мигала плошка на загнетке. Изба дышала в беспамятном сне, вся теперь насквозь льдисто-голубая. Он слез с печи в неземное свечение из окон, нащупал валенки, накинул шубку и, шагая через дышащие бугры, вышел.
Он стоял, мочился с крыльца и щурился от восторга: до кромки леса чистые поля искрились зеленовато, а выше, в молочном небе, тоже переливались голубые искры. В разорванных тучах стоял ослепительно-белый диск в радужных кольцах. Купол тишины накрывал всю землю, и эту деревню, и его. Купол еле слышно позванивал от счастья, красоты. Через улицу тень от сарая черным треугольником пересекала льдистый поток дороги.
Дмитрий стоял и смотрел теперь только в черный треугольник, потому что черное исподволь переходило в лиловое и багровое, напрягалось. Остановило дыхание: гудящий срыв, что-то хлесткое вскользь чмокнуло в притолоку, рука метнулась, схватила у шеи – длинное, круглое, затухающее в тончайшей дрожи. «Стрела?» И мысли-чувства шарахнулись, умещаясь в ничтожные вспышки:
«В меня – сейчас – вторая – беги – не успеть – поздно – вторая пусть – выстоять – враги – смотрите – стою – я?»
Теперь все сузилось в зрачках – выстоять второй удар, и уже не мимо, а в горло, насквозь, до дерева. Но второй стрелы не было, а из черно-багрового заскрипела бегом черно-синяя тень, за ней вторая, и стали демонами-всадниками, сорвались в карьер. Тогда Дмитрий чуть покачал древко в притолоке – не поддается, посмотрел: около шеи жестко торчала татарская стрела. Железное острие до втулки засадилось в дубовый косяк.
В избе завозились, кто-то спросил:
– Конные вроде? Чьи?
Дмитрий стал мелко, противно трястись, но пересилился и хрипло тонко крикнул:
– Деденя! – И еще, пересилив дрожь: – Бей их, держи!
А с околицы караульные, словно эхо:
– Стой! Держи!
Ступени загрохотали от сапог, бегом выводили лошадей, прыгал огонь по соломенному жгуту, по растерянным опухшим лицам. Деденя с обнаженным мечом, но в исподних портах тянул, не мог вытащить стрелу, рассердился, обломал, сплюнул:
– Заразы, я б их, ах, заразы! – И наконец понял: – Господи, Матерь Божия – ведь это они в него, в княжича!
Он хотел увести Дмитрия в избу, но Дмитрий уперся, звонко сказал в толпу на дворе:
– Догоните! Двое их, направо поскакали, догоните!
И Деденя, морщась