– Ты куда? – спрашиваю я. Она не отвечает сразу. Лишь окончательно обувшись, поднимает на меня раскрасневшееся лицо:
– Отсюда!
– К матери?
– Да.
– Или к отцу?
– Какое тебе дело? – она поднимает пакет и действительно готовится уйти. Родители моей жены разведены уже пятнадцать лет. У отца появилась вторая семья, а мать так и осталась одинокой.
– Откуда у тебя это? – спрашиваю я, показывая кошелек.
– От верблюда! – зло обрывает она.
Я шагаю ей навстречу, задевая валяющуюся на полу ложку, которая мелодично отлетает под стол.
– Лена!
– Что?
– Не уходи.
– Что, стало страшно? – она щурит глаза.
– Что страшно?
– Что некого теперь будет трахать? Что придется искать кого-то другого?!
– Причем здесь это?
– Притом. При том, что ты ко мне так и относишься.
– Это неправда, – в который раз за сегодняшний вечер повторяю я.
– Мне плевать, правда это или нет. Я тебя бросаю, неужели не понял?
Неожиданно у меня слабеют ноги. Не потому, что я испугался остаться один. Просто я много раз читал о подобных ситуациях, а теперь это происходит со мной. И мне странно оттого, что это происходит именно так, как происходит, и нельзя переставить местами слова или вернуться к сохраненному тексту.
– Я люблю тебя, – говорю я жене.
Она на секунду задумывается и морщит лоб.
– Мне плохо от твоей любви. Не люби меня больше. Никогда.
Лена принимается крутить ручку замка и у нее почему-то не получается открыть дверь с первого раза. Я барабаню ногтями о стену.
– Позвони мне, – бросаю я вслед, когда она, наконец, выходит за порог. – Позвони, когда у тебя все будет хорошо. Когда ты успокоишься. Психопатка чертова!
Я часто моргаю, и блестящая, искрящаяся резь наполняет мои глаза.
– Психопатка чертова, – повторяю я срывающимся шепотом. Где-то принимается гудеть невидимый лифт. Еще несколько минут, словно оставив на время свое истерзанное ссорой тело, я продолжаю видеть ее, спускающуюся вниз, выходящую из подъезда и спешащую на остановку. Я слежу за своей женой, покуда не слепнет мое сердце.
Я вхожу в комнату. Непогашенная лампа тревожно отражается в тусклой полировке шифоньера. На диване распластался Ленин халат, будто выбросившийся из окна человек. У меня совсем пересохло во рту и невыносимо хочется курить. Я достаю сигареты, спрятанные между книг Джона Фаулза, и, взяв сразу две, выхожу на тесную, заставленную всяким хламом лоджию. «Не бойся, – говорит мне ночь, – все будет хорошо». Я курю с наслаждением, не сбрасывая пепла с сереющего кончика сигареты. Лена ушла. Со мною больше нет ее тела.
– А что еще есть, кроме