Анюта остановилась посредине комнаты. Впервые она была в такой роскошной спальне, и даже немного растерялась, не зная, куда поставить свой чемоданчик, с которым она ходила еще в госпиталь, нося в нем свои вещи. Заметив ее нерешительность, Наталья подумала, что молодой госпоже что-то не понравилось.
– Вы уж не обессудьте, барыня, если здесь что-то не так, тут все стоит так, как при барыне Марии Александровне было, а вы уж потом по-своему все переставить прикажете.
– Да нет, что вы, Натальюшка, все очень хорошо, пусть так и остается, мы ведь ненадолго, зачем же переставлять? – сказала Анюта, поставив чемоданчик на стул и доставая из него туалетные принадлежности. – И, пожалуйста, Натальюшка, не называйте меня никогда барыней, я ведь вовсе не барыня, а такая же, как и вы. Зовите меня Анна Николаевна, я вас очень прошу об этом.
– Вот-вот, и наша Мария Александровна этого не любила, а уж батюшку Болеслава Павловича-то коли барином не назвать, так тогда к нему и не подступись. Ну ладно как прикажете, так и будем звать. Умывайтесь, я сейчас Дмитрия Болеславовича пришлю. Да ужинать и спать пора, чай, умаялись с дороги. А завтра я вам наше хозяйство покажу.
Наталья вышла, а Анюта принялась наводить туалет. Умывальник и своим видом, и своим устройством ей очень понравился, до этого она таких не видела. Внизу была педаль, и когда на нее нажмешь ногой, то из крана, находящегося на зеркальной стенке умывальника, текла вода.
Обязательно заведем себе такой умывальник, решила Анюта.
После ухода Анюты и Натальи, оставшись с отцом с глазу на глаз, Дмитрий Болеславович сразу же спросил:
– А почему уехала мама? Как ты мог ее отпустить? Где она? – Болеслав Павлович как-то потускнел, потерял свое оживление, посуровел и как будто бы даже постарел.
– Твоя мать, Митя, сейчас живет в городе Темникове в Тамбовской губернии, служит начальницей гимназии. Какую-либо помощь от меня она принимать отказалась. А почему и как мы разошлись, я тебе не скажу, вероятно, не расскажет и она. Кто из нас виноват, судить не вам, не ваше это дело. И пожалуйста, на эту тему больше со мной разговора не затевай, хорошего из этого не получится. Я тебя прошу об этом, нет, даже приказываю, и жене своей это передай! – Уже совсем сердито закончил Болеслав Павлович. – Ну ступай к ней, а я загляну на кухню, да будем ужинать. Дмитрий Болеславович любил обоих своих родителей, и кого из них больше, сказать бы не смог. Он видел их недостатки, видел и некоторую холодность в их взаимоотношениях, последнее время все более заметную, но не допускал даже и мысли, что они могут разойтись. Да еще в таком возрасте.
Трудно было ему это понять. Но ему было жаль и отца, который, несмотря на всю бравурность своего поведения, видимо, был удручен и расстроен. Жалел он и мать, которая, бросив все