Несколько минут в комнате слышались только шаги Болеслава Павловича, потрескивание догорающих дров в печке и позвякивание абажура.
Болеслав Павлович так же быстро, как вскочил с кресла, снова сел, пододвинул его к печке и взял жену за руку.
– Ну, Марусенька, крошка моя, не сердись на меня! Вижу, что неладно сделал, ну да уж что теперь поправишь, не сердись, – повторил он. Давай позовем Дашу, будем ужинать. Да тебе и спать пора, смотри какая бледная. Как думаешь, скоро уже? А?
– В свое время. Ты же доктор, знаешь лучше, чем я, – улыбнулась Мария Александровна. – Да не волнуйся ты за меня, все хорошо будет, ведь не в первый раз. Давай-ка и правда ужинать.
– А как ты думаешь, будет дочь?
– Наверное, раз ты этого так хочешь. Ну, довольно тебе ластиться, не сержусь уж. Звони-ка лучше на кухню, сам-то ведь, наверное, с утра ничего не ел, – говорила Мария Александровна, отнимая свои руки, которые муж осыпал поцелуями.
В те годы их ссоры хоть и стали частыми, но были кратковременными, и супруги быстро мирились. Ведь Болеславу Павловичу было около 34 лет, а Марии Александровне только что исполнилось 27. Они были еще молоды и умели прощать друг друга.
Болеслав Павлович встал и потянул за шнурок, свисавший около двери, столовой. Этот шнурок был его изобретением, которым он очень гордился. От него шла проволока по всему коридору и оканчивалась в кухне, где прикреплялась к звонку, такому, какие в то время вешались на дверях лавок и аптек, чтобы владельцы могли услышать, когда зайдут покупатели. Стоило потянуть за шнурок, звонок в кухне начинал дребезжать, и если там кто-то был, то шел в столовую.
Глава V
Прежде чем успели прийти из кухни, Мария Александровна вспомнила про письмо.
– Болеслав, я совсем забыла, тебе ведь письмо есть. Почерк какой-то незнакомый. Вот оно, – она протянула мужу конверт.
Он взял конверт, разорвал его, быстро пробежал глазами небольшой листок толстой золотообрезной бумаги и, взглянув на жену, деланно спокойно произнес:
– Так. Ничего особенного.
Но Марию Александровну обмануть было трудно. Она немного помедлила, потом настойчиво спросила:
– От кого это письмо?
– Да ты не волнуйся, Маруся. Это от Александра Александровича.
– От брата! – воскликнула Мария Александровна. – Что-нибудь с папой? Да отвечай же, наконец!
Болеслав Павлович боялся сообщить жене только что полученную им новость и в то же время понимал, что сказать все равно придется. Только бы это не отразилось на ее состоянии, думал он.
– Болеслав, –