– С земляники начнем, – решила бабушка.– Последыши, попробуем ведерко набрать.
– Да куда ее? Восемь банок наварили уж!
– Съедим. Добро не пропадет.
Дед не спорил. Бабушкины заготовки пользовались и спросом, и успехом. Стащив с чердака поливочный шланг, свернутый в круг, старший попросил внука открыть центральный кран и отправился распутывать «змея».
Центральный вентиль находился за домиком. Обогнув строение, Ионин справился с тугим клапаном, сдвинул его и побежал догонять бабушку, идущую по тропинке с ведром.
Земляника собиралась тяжело. Основной урожай закончился, ягод оказалось мало, но за час-два удалось наполнить полведерка. Бабушка с внуком передвигались на корточках, иногда усаживаясь на землю и вытягивая затекшие ноги.
– Ба, а ты помнишь еще какую-нибудь историю? – спросил Леха.
– Какую историю?
– Из детства. Ты рассказывала про кузнеца Ивана.
– Что-то помню, что-то не помню. Память не та нынче.
– А как ты простыла? Почему простуда на сердце осложнение дала?
– В школу ходила, учиться хотела. Школа в райцентре, идти через лес километров шесть, а то и семь. Нас обычно на лошади возил Кузьма Ильич. Его дети ехали, а с ними и нас пяток-другой. Бедно жили, одевались плохенько, в обмотках, да в заплатках, на ногах лапти.– Бабушка прервалась, найдя крупную землянику, и протянула мне.– На-ка, какая, так и просится в ротик.
Я принял ягоду, протер ее о шорты и съел. Волшебный вкус. Ни химии, ни ГМО, натуральный продукт, которого не сыщешь на московских прилавках, где сплошные завозные овощи и фрукты, и чем их только не шпигуют, чтобы они добрались до России в целости и сохранности.
– Так вот, привез нас Кузьма Ильич в школу, – продолжила бабушка.– Мы забежали внутрь, а снаружи мороз, градусов тридцать, не меньше. Отучились, сидим и ждем, но Кузьма Ильич не появляется. Нет его, и все тут! Два часа, три часа, шесть часов – все голодные. А получилось, что пятница была, школа на выходные закрывалась. Хочешь, не хочешь – дуй на улицу. Кто-то из ребят попросился на ночь к знакомым, а остальные решили идти с учителями. Одним страшно, зимой темнеет рано, а у взрослых ружья: волки если и нападут, то учителя начнут стрелять. И вот мы пошли. Ребятишек горстка, математик и сторож. Я в лаптях, обмотанных тряпками, шалью; на повозке холода не ощущаешь, а половину пути прошли – я и пальцев не чуяла. Дома мама меня самогонкой натерла, да ноги в горячей воде с горчицей отпаривала, но не помогло. Слегла я в ночь с температурой. Жар, меня знобит, тошнит, ужасы какие-то мерещатся. Искали фельдшера, нашли, да тот лыка не вязал. Мама тогда к целительнице отправилась на другой конец деревни, привела ее, та поглядела на меня и говорит матери: не доживет, мол, дите, до утра-то. Ничем не поможешь. А мне хуже и хуже, температура, наверное, под сорок, вся горю.
– Ужас какой, – не удержался Ионин.
– Да,