Все еще не веря, Ионин взглянул на отражение в зеркале и присвистнул. Привычное лицо, которому друзья давали двадцать пять-двадцать шесть лет, преобразилось в лицо мальчика, мускулистые руки, принимающие тонну коробок одежды в день, стали детскими и хрупкими, а брюшко исчезло, уступив место ровному животу.
Леха вышел из спальни в зал, где через окно светили яркие солнечные лучи, и зажмурился. Когда глаза привыкли, он отыскал на стене отрывной календарь и приметил дату «11 июля 1998 года». Он в прошлом! Вот это да!
Ионин миновал зал и заглянул на кухню. Бабушка взбалтывала в тарелке яйцо с молоком – заправку для гренок. У Лехи екнуло в груди. Он видел бабушку восемь лет назад перед отъздом в Москву, а на следующий год Бог забрал ее. Когда Ион прилетел домой, баба лежала в гробу – недвижимая, холодная, но по-прежнему любимая.
На глаза навернулись слезы, и парень спрятался в ванной. Умывался холодной водой, беззвучно ревел от охватившей его радости, подставлял ладони и ополаскивался, но слезный поток не прекращался. Когда организм выплакался, Ионин осмотрел себя в зеркале: под глазами синие круги, белки с красными прожилками, – тот еще красавец.
– Ты чего зареванный? – спросила баба.
– Ногой о ножку стула зацепился, – придумал Леха.
Она обняла внука, и Ион растаял на бабушкином плече. Слезы больше не текли – закончились, видимо, а внутри все клокотало от переполнявших эмоций.
– Садись, гренки буду жарить, – сказала бабушка.
Ионин занял дедов стул.
– А где дед?
– Позавтракал кашей и в гараж пошел. Тебя не дождался, пускай спит, сказал.
Леха во второй раз за утро ущипнул себя – больно и неприятно, но ничего не исчезло. Крохотная кухонька, чьи квадратные метры в домах-хрущевках ограничивались жалкими цифрами, плита «Россия», два холодильника «ЗИЛ» – большой и поменьше, линолеум в клеточку, раковина, – все на месте. Главное – бабушка здесь. На ней красный халат с черным горошком, фартук, она стоит, подбоченившись, и следит за процессом жарки, каштановые волосы завиты в крупные кудри, нависающие виноградными гроздьями, брови подрисованы карандашом, на шее золотой кулон с рисунком весов – подарок деда на пятидесятилетие. Ионин любовался, чтобы запомнить день навсегда. Вряд ли ему представится когда-нибудь подобный шанс. Интересно, чем он заслужил этот?
Засвистел чайник. Дед с бабой любили свистунов. С возрастом память ухудшалась, поставишь его на плиту и забудешь, а свистуна и на балконе слышно: громкий, бывает, в ультразвук переходит.
– Чаю налить или какао? – спросила бабушка.
– Давай какао, ба, – ответил внук.– Тысячу лет не пил.
– Да