А дней через десять мне представился случай увидеть капитана Пиксина в работе. Была моя смена в столовой. Еще днем Дмитрич дал мне ключи от клуба (клуб и столовая находились в одном здании) и попросил принести ночью в его кабинет котлеты, которые ему обещал нажарить повар. Я в точности исполнил его просьбу.
Хорошо помню, в ту ночь был сильный мороз, и все окна на кухне полностью заиндевели. Около трех часов ночи раздался страшный стук в дверь и крики немедленно открыть.
Ключи от обеих дверей клуба лежали у меня в кармане, инстинктивно сразу же нащупал их, в тот же миг подумал: «Вдруг обыщут? Как отвечу, что это за ключи?» Выбежав в коридорчик, который вел к входной двери, я заскочил в каптерку и сунул ключи в карман одного из висевших там халатов.
– Почему так долго не открывал? – закричал вошедший контролер.
А еще через мгновение откуда-то из-за угла выбежал капитан Пиксин. Он тут же обыскал меня с ног до головы, несколько раз спросил, почему не сразу открыл дверь, затем методично стал осматривать все помещения, прилегавшие к коридорчику. Нашел ключи, какое-то время смотрел на них. В этот момент я ощутил себя на месте ключей: еще мгновение, он сожмет ладонь и раздавит меня. «Догадайся он, откуда они, он уничтожит меня, да и Дмитричу несдобровать».
– Это что за ключи, Жданов? – спросил он повара.
– Не знаю, гражданин начальник, – пожал плечами повар.
– Выясни и доложи после проверки. Смотри у меня, – пригрозил ему капитан Пиксин.
Только потом понял, что он проделал «глазок» в заиндевевшем окне, чтоб наблюдать за мной. Заподозрил что-то неладное и дал знак контролеру стучать как можно сильнее, сам же наблюдал за моей реакцией.
С того дня, перед тем, как заснуть, я непременно мысленно разговаривал с капитаном.
Сон – миг, несравненно более короткий, нежели то блаженное расслабление, когда забираешься под одеяло. Закрываешь глаза в ожидании сна и незаметно проваливаешься в небытие. Сон приятен именно ожиданием его. Но за приятное надо платить, и расплата наступает мгновенно.
Первые годы в лагере, едва просыпался, пронзала мысль: «Где я? Нет, этого не может быть!» И пока до меня доходило, где все-таки нахожусь, так же остро, как в первый раз, переживал позор, унижение, безысходность, угрызения совести, злобу на всех и на себя за крушение планов и надежд, за вину перед родными и нежелание их видеть. И такое пробуждение пришлось пережить сотни раз.
Потом внутри возникает въедливый занудный голос, который слышишь только ты. Он постоянно зудит, ни привыкнуть к нему, ни выключить – невозможно. Его нытьё ощущаешь физически.