Я был зол. Наш ящик, в который приходили письма от отца, за которым я старался следить (но не могу же я караулить постоянно), теперь был иллюстрирован: бородатая физиономия вроде как взрослого человека, но с соской во рту. Недоглядел… Только выместить зло было некуда. Я покрутил головой. На двух ящиках также красовались мотоциклы и всадник на драконе. Значит, не только мы пострадали. Это немного успокоило.
Ладно, что в ящике? Я попытался стереть бородача рукой, используя слюну как чистящее средство, но удалось удалить только соску, вместе с ней и рот, уши и часть бороды, остальные куски не стирались… надо будет прийти с мылом. Что в металлической коробке?
Итак… телеграмма. Почему она в почтовом ящике? Ее же должны приносить прямо домой. Что за бардак в почтовом королевстве? Так, ладно. Кому она адресована? Посмотрим. Она была адресована маме. Ну и что, что маме? Это же телеграмма. Сверхсрочное письмо. Я знал, что нельзя читать чужие телеграммы, но любопытство взяло вверх.
«Здравствуйте зпт мои дорогие тчк буду 18 тчк встречайте тчк ваш капитан»
Папка! Какое сегодня число?
Папа всегда называл себя Капитаном. Сегодня какое? Ну конечно! Восемнадцатое.
Я забежал в квартиру. Не помню, как я бежал по лестнице, только очнулся на пятом этаже и нажал на потускневшую кнопку вызова лифта. Когда тот приехал, я уже был на десятом, бросив взгляд на междуэтажное такси, помчался дальше, не останавливаясь до самого порога. Дверь была открыта. На диване сидел мужчина. Он был обут в большие грязные сапоги, вокруг которых образовалось несколько лужиц.
– Папа! – воскликнул я.
– Сынок! – крикнул он не менее громко. – Дорогой мой!
Он так крепко меня обнял, да и я тоже не меньше соскучился, поэтому объятие и было сильным. Оно было как один глубокий вздох, замерший на какое-то мгновение, чтобы этот миг запечатлелся, и в дальнейшем отец мог вспоминать все эти кадры из проведенного дома кинофильма в экспедициях.
– Как хорошо, – сказал он, и мне так сильно передалось его состояние, что я с трудом выдохнул скопившийся от пережитого воздух. Пхфууу… вот так примерно.
Он сперва осторожно, только первый шаг, потом более решительно прошелся то вправо, то влево, повернулся к окну – заполнял собою пространство, в котором так долго не был. Мне нравилось, когда папа это делал. Совершал это в сотый раз, и в сотенный раз я восхищался, как он вышагивал по комнате в грязных сапогах. Ошметки грязи, такие трафареты в виде восьмерки образовывались после каждого шага. Мне было нельзя повторять этот трюк…