Мама остудила свой взгляд, умерила количество огня внутри, принятого не только от моего шалопайства, но и от горячей плиты, и уже спокойно, с долей иронии произнесла:
– Соли нормально?
– Нормально, – ответил я и проглотил блинчик, не успев его разжевать, скорее от неожиданности, чем от испуга.
– А сахару? – продолжила мама, не останавливаясь, точно как на допросе с пристрастием.
– Как всегда, тютелька в тютельку, – я отступал назад, но мама продолжала буравить меня своим то загорающимся, то тухнущим взглядом.
– Тютелька сахару и тютелька соли соответствует норме?
Этот вопрос был с явным подвохом. Она хотела спросить: «А это нормально, что вы, молодой человек, еще не приняв ванну, бросаетесь к столу, за который никто еще не садился?».
Я не знал, чем крыть. Многие дети превосходят своих родителей в умении переговариваться, но я, к сожалению, не был из их числа.
– Тебя же не убедишь. Здесь нужен папа.
– И я, как в сказке, уже тут! – возник на пороге папа, и мне стало так хорошо, что я тут же поцеловал маму, она зажмурилась и ослабила хватку, а я же нырнул в образовавшийся проем.
– Папаня! – воскликнул я, бросился в сторону прихожей и предстал перед отцом в воскресном прикиде, надеясь на его достойные оценки.
– Что ты делаешь со мной? Будь добр, сними это! – закричал отец. Он вытянул руку и медленно начал направлять ее на меня. Ковер в его руке напоминал оружие, а он сам был похож на пришельца, у которого было уязвимое место, связанное с желтым цветом. – Глаза режет.
Он театрально вскинул руки, из рук выпал ковер и пакет, откуда выглядывал белый уголок бумажной упаковки.
Перед тем как собраться на кухне, чтобы позавтракать – отведать запретный плод в виде блинчиков, папа решил сделать объявление. Он так и сказал:
– Не сойду с этого места, пока не сделаю объявление!
Я стоял в прихожей и прикрывал желтые штаны, которые так нехорошо подействовали на отца. Я понимал, что это всего лишь игра, но он все делал так натурально, что я в очередной раз верил и попадался.
Даже мама вышла из кухни с лопаткой для жарки и с интересом замерла в проеме.
Отец топнул ногой, откашлялся и сказал, прямо в прихожей, поставив одну ногу на принесенный ковер, а с другой скидывая уличные туфли:
– Дорогие мои… – начал он.
– Может, за столом скажешь? – пыталась вставить мама.
– Цыц, женщина, – резко сказал отец. Он поменял ногу и теперь был похож на танцора, который застыл для снимка в местную газету. – В общем, так. Институт в Беркли, штат Калифорния, дает мне место в своем вузе, а также хороший дом в пригороде, еще не все, машину и, знаете, я почти согласился на это.
Он открыл рот и с таким задором смотрел на нас, нервно то ли дергая, то ли кивая головой, ожидая от нас реакции. Мы же с мамой стояли смирно, и наш вид кардинально отличался