Квантун. Леонид Владимирович Дроздов

самым зданием железнодорожной станции оказалось еще интереснее: всех прибывающих встречало огромное… православное кладбище. Оно вплотную подступало к привокзальной площади и вынашивало в планах интернировать прилегающие садики. Весь этот мрак и царство Аида, помимо выстроившихся на бирже извозчиков, разбавляли разносчики и торгаши вяленой и сушеной рыбой. Здесь вам и вобла, и тарань, и лещ, и чехонь, и синец, и окунь, и плотва, и прочая, и прочая. Как тут устоять?.. Унгебауэр взял тарани, Горский – воблы. По дороге на перрон купили в буфете знаменитого жигулевского пива (очередь заметно рассеялась – пассажиры занимали свои места). Куривший у вагона кондуктор одобрительно кивнул.

      Пиво и в особенности рыба превзошли все ожидания. Самара путешественникам понравилась весьма.

      Весь следующий день поезд колесил по необъятным просторам Уфимской губернии. На 500 верст раскинулись ее степи с запада на восток, упираясь в Уральский хребет. Там, за ним, кончается Восточно-Европейская равнина и начинается равнина Западно-Сибирская. Там кончается Европа и начинается Сибирь… Сибирь! Сколько таинственного и загадочного кроется в названии этой удивительной страны!

      Миновав Уфу с ее Белой рекою, путешественники оказались у самого подножия гор – холмы теперь стали постоянными их спутниками. Показались густые кустарники, сосны, осины. Снег отсутствовал как таковой.

      Горский и Унгебауэр ехали молча. Должно быть, несколько друг от друга устали, что тоже бывает при долгой дороге.

      Ближе к вечеру явился проводник с новым постельным бельем. Старое попросил сдать. Оказывается, в Сибирском поезде заведено менять спальные принадлежности через каждые три ночи. Лейтенант флота нашел момент подходящим и, еще раз поблагодарив любезного попутчика за внимание, сообщил, что отныне намерен спать наверху, как то и положено, исходя из приобретенных билетов.

      Демьян Константинович вскоре удалился в салон играть в преферанс и обзаводиться новыми знакомствами. Антону Федоровичу ничего не оставалось, как залечь с книгою. Когда стемнело, пришлось зажечь лампу.

      К полуночи горы заметно подросли. Появились высокие ели и пихты, заметные даже невооруженным взглядом. Также обращала на себя внимание обильная каменистость. Нередко встречались и валуны, поросшие мхом. В лесах наблюдался снег.

      В третьем часу ночи явился озлобленный Унгебауэр. 120 рублей проигрышу испортили его настроение кардинально. Вне себя от возбуждения, лейтенант не находил покоя.

      – Будет тебе, Демьян Константинович! – успокаивал его проснувшийся Горский. – Завтра непременно отыграешься.

      – Да, да! Завтра отыграюсь… Завтра всенепременно отыграюсь!.. – бубнил офицер флота. – Однако каков ловкач!..

      – Ты о ком?

      – Об Ильине, о ком же еще? – раздраженно огрызнулся Унгебауэр.

      – Я, знаешь ли, дорогой друг, с господами из салона не знаком, а потому знать их не обязан, – обиженно отозвался Горский.

      – Да, да… Извини, Антон