Шаля, где проработал ровно четыре года, остается в прошлом. А что впереди?..
Глава 43. До чего ж изменчива фортуна
Умение жить – это целая наука
Не умею жить – это очевидно. Не умел всегда. В ранней юности можно было сделать скидку на отсутствие жизненного опыта, на столь естественный юношеский максимализм (высказывается идея, что он присущ всем людям незрелого возраста, но это неправда: видел в своих сверстниках, еще в школе, поразительно много умения жить – как ловко ластились к учительнице и все лишь ради того, чтобы заручиться расположением и обрести надежду на снисходительность). Уже тогда одним хотелось хорошей, беспорожистой жизни, других дьявол тянул за уши к некой правде, за которой виднелись неизбежные конфликты.
Умом всегда понимал, что в каких-то случаях лучше всего промолчать, отступиться, но нет! Рассудок подсказывал, что надо, наоборот, расшаркаться, улыбнуться, сказать невинный комплимент, и все наладится, человек перестанет глядеть зверем. Угрюмо отворачиваюсь и молчу. Столь явная демонстрация не остается незамеченной. Жди последствий. Что это? Гордыня – один из смертных грехов. Прямолинейность (может, твердолобость?), будто бы, характерна для ограниченных людей. Если это так, то… Грустное признание.
«Уменьем жить – писал в „Обрыве“ И. А. Гончаров, – называют уменье – ладить со всеми, чтоб было хорошо и другим, и самому себе, уметь таить дурное и выставлять, что годится…»
Этим словам более полутора веков. Они заинтересовали меня тем, что, оказывается, термин «уменье жить» имел хождение в народе уже тогда. Может, умение жить (либо обратное) передается по наследству и становится частью общей и неизбежной судьбы человека?
Не могу сказать, что не хотел «уметь жить» – это было бы большой неправдой. Хотел и даже очень хотел! Часто убеждал себя, что обязан жить по правилам, установленным обществом, что должен смирить гордыню, укоротить язычок и стать, как все те, что окружают меня. Почему, спрашивал сам себя, они «умеют жить» и у них всё получается, а я нет, и моя жизнь тащится раскорякой? Чем хуже? После самовнушения начинал демонстрировать «умение жить»: не лез в бутылку, обходил стороной те места, где могли возникнуть конфликтные ситуации, на редакционных летучках или на собраниях коллектива больше молчал и слушал, не вылезая со своим «особым мнением», часто кивал, намекая на согласие, хотя до него было далеко, находил нужные слова, чтобы порадовать начальство или ненавистного коллегу, откликался на просьбы, если даже они были противны мне, пропускал мимо ушей обращенные в мой адрес колкости или отшучивался.