Как и повсюду, высота стены была увеличена саженным тыном. В некоторых местах на нем даже глина еще не просохла. Тын служил для того, чтобы осаждающие не видели защитников крепости, когда те ходят по стене.
– А теперь пойдем в Церковную башню, – сказал Добо, снова взяв Гергея под руку.
В нескольких шагах от Шандоровской башни Гергей увидел два огромных здания – нечто вроде монастыря. Половина пристроенной к нему громадной церкви была снесена. Вместо четырех куполов остался только один. Уцелели резные двери, над дверями – большие каменные цветы и статуи святых с изуродованными лицами. Но что это за церковь, где нет ни одного богомольца и вся она набита землей! Что это за церковь, где вместо колоколов в звоннице пристроилась пушка, а вместо звуков органа из нее несется гром пушечных выстрелов – звучит орган смерти!
По одну сторону церкви – бугор. На нем пасется коза. По другую сторону – сводчатый вход. Камни его закопчены.
– Здесь у вас пороховой погреб? – спросил Гергей.
– Да. Зайди посмотри, сколько тут собрано.
– Тут, верно, была ризница?
– Да. Место сухое, самое подходящее для хранения пороха.
– А ведь грех было разрушить эту церковь…
– Что ж поделаешь! Мне и самому жаль. Но, может быть, мы как раз благодаря ей и спасем крепость. Пусть уж лучше такой будет, лишь бы не славили в ней Аллаха.
Они вошли. Все здесь больше напоминало винный погреб, чем ризницу: тут громоздились друг над другом черные бочки.
– Ого, как много! – воскликнул удивленный Гергей.
– Много! – с улыбкой согласился Добо. – Больше двухсот бочек. Здесь я держу весь запас пороха.
– В одном месте? А что, если взорвется?
– Этого быть не может. Перед входом стоит стража. А ключ у меня. Входить дозволено только Мекчеи и старику Шукану. После захода солнца и до самого рассвета я никому не даю ключа.
Гергей кинул взгляд на окно. В окне были круглые стеклышки в свинцовой оправе и тройная железная решетка.
Против дверей, из которых падал косой луч света, стояла большая круглая кадка, доверху наполненная порохом.
Гергей запустил в нее руку, потом высыпал порох обратно.
– Этот хорош для пушек, – сказал он. – Сухой.
– Порох для ружей я держу в лагунках, – ответил Добо.
– Порох-то здешний или венский?
– И здешний и венский.
– А какова смесь здешнего?
– Три четверти селитры, одна четверть серы и древесный уголь.
– Мягкий или твердый?
– Мягкий.
– Это лучше всего. Но угля я кладу чуточку больше, чем другие.
На почерневшей стене над кадкой виднелась большая закопченная, ободранная картина. Можно было различить только два лица: скорбное лицо бородатого мужчины и лицо юноши, склонившегося ему на грудь. Обе головы окружены были желтым ореолом. Начиная от шеи юноши полотно было