– Вперед, гнедой, вперед!
Конь поскакал, высоко подкидывая цыгана, но Шаркёзи каждый раз ловко падал обратно в седло – видно, не зря он барышничал в подспорье к своему ремеслу кузнеца.
На дороге клубилась нагретая солнцем пыль, поднятая беженцами. Женщины, старики и дети ехали на возах или, подгоняя коров, плелись рядом с телегами, груженными всяким скарбом и живностью. Кое-где на возах даже хрюкали свиньи.
Турок свинину не ест, но кто знает, когда они сами вернутся домой! Рядом с одной телегой шла девочка в красных сапожках и несла клетку с синицей; какая-то женщина тащила за спиной в бадье целый куст цветущих роз. Уйма возов, уйма всякого скарба. Да, многие уже никогда не вернутся сюда. Особенно из числа тех, кто в долине пойдет к Пестрым воротам и оттуда свернет к Фелнемету. Батраки и вдовы останутся жить в Верхней Венгрии, где турецкий конь еще не ступал копытом. Бóльшая часть беженцев стремилась в Путнок и Кашшу.
Но Гергею было уже не до них. Через четверть часа он въехал в Бактайские ворота (западный проход в городской стене), изредка поглядывая на крепостные вышки, проскакал по рынку мимо архиепископской однобашенной церкви и поехал вверх, к воротам крепости.
Стена здесь была ярко-белая, новая – казалось, от нее еще пахло известкой.
Мост был спущен. Гергей птицей влетел в крепость, разыскивая глазами капитана.
На рыночной площади крепости стояло несколько сотен солдат, а перед ними – высокий, худощавый и статный человек в лиловом бархатном ментике. У пояса у него была сабля с широким клинком, на ногах высокие красные сапоги, в руке он держал красную бархатную шапку с орлиным пером. Гергей узнал в нем Добо. Рядом с ним вытянулся загорелый белокурый оруженосец, сжимая в руке древки двух знамен: национального и красно-синего знамени Эгера. По другую сторону Добо стоял широкоплечий старик священник – отец Балинт – в белом стихаре и с серебряным распятием в руке. Седовласый, с длинной бородой, он был похож на библейского пророка.
В крепости как раз приводили солдат к присяге. Добо произнес заключительные слова своей речи, потом, надев шапку, повернулся и посмотрел на прискакавшего всадника.
Гергей спрыгнул с коня и, блестя глазами, отдал салют саблей.
– Господин капитан, честь имею доложить, что я прибыл.
Добо смотрел на него во все глаза. Пригладив свою круглую седеющую бороду и длинные развевающиеся усы, он окинул его изумленным взглядом.
– Не узнаете меня, господин капитан? Восемь лет не видались. Я самый преданный солдат вашей милости: Гергей Борнемисса.
– Гергей, сын мой! – воскликнул Добо, раскрыв объятия. – Так я и знал, что ты меня не покинешь!
Глаза его светились радостью. Он обнял и расцеловал Гергея.
– Ты что ж, один приехал?
В тот же миг на гарцующем жеребце выехал на площадь Шаркёзи. Конь подкидывал босого, оборванного