Стало быть, турок близко.
Что почувствовал Добо, услышав это известие?
Идет турецкая рать, которая сокрушила летом две самые могучие твердыни Венгрии: Темешвар и Солнок, захватила Дрегей, Холлокё, Шалго, Буяк, Шаг, Балаша-Дярмат – словом, все, что пожелала. Идет турецкая рать, хочет подчинить владычеству султана то, что еще уцелело от Венгрии.
И вот турки уже здесь. Надвигаются, как страшный Божий суд, как палящий огонь, как кровавый вихрь. Сто пятьдесят тысяч тигров в человеческом обличье, диких зверей, опустошающих все вокруг. А может быть, их даже двести тысяч. Большинство из них с юных лет приучено стрелять из лука и ружья, влезать на стены, переносить лишения походной жизни. Сабли их изготовлены в Дамаске, панцири – из дербентской стали, копья – работы искусных индостанских кузнецов, пушки отлиты лучшими мастерами Европы; пороха, ядер, пушек, ружей у них тьма-тьмущая. А сами они – кровожадные дьяволы.
И что же им противостоит?
Маленькая крепость, шесть жалких старых пушек и чугунных труб – пищалей, которые тоже называли пушками.
Что же мог почувствовать Добо!
Гонец Иштван Бакочаи влетел в крепость и соскочил с коня. Потный, окровавленный, запыленный, остановился он перед Добо. К седлу привязана голова турка, смуглолицая, с вьющимися усами. У Бакочаи левая половина лица почернела от запекшейся крови.
– Честь имею доложить, господин капитан, – сказал он, щелкнув каблуками, – турки уже здесь, черт бы их побрал!
– Только передовой отряд, – спокойно поправил его Добо.
– Да, господин капитан, передовой отряд. Всю рать не удалось увидеть: она за Абоньским лесом, но в передовом отряде, черт бы их побрал, у них проворный народ. Как только приметили нас, тут же схватили двоих. За мной тоже погнались. Дальше всех гнался вот этот черномазый, черт бы его побрал!
– А где же твои товарищи?
Витязь глянул в сторону ворот и отрапортовал:
– Моются в речке, черт бы их побрал!
– Ну, – сказал Добо, – с нынешнего дня ты младший сержант. Ступай выпей кружку вина, черт бы ее побрал, – добавил он усмехнувшись.
Во дворе крепости теснились люди, чтобы поглядеть на отрубленную голову. С макушки ее свисала длинная прядь. Ухватившись за эту прядь, Бакочаи держал на весу мертвую голову и гордо показывал ее всем.
Как только разнеслась весть о приближении турок, крепость превратилась в гудящий улей.
Все сгрудились вокруг Бакочаи, чтобы послушать его и воочию увидеть отрубленную голову турка. Даже женщины выбежали из пекарен и кухонь. Поднявшись на цыпочках позади собравшейся толпы, слушали они рассказ воина и с ужасом смотрели на басурманскую голову, из которой еще капала кровь.
Все это происходило, конечно, после того, как Добо вместе со старшими офицерами покинул рыночную площадь и направился ко дворцу, где они решили посовещаться.
Повесив голову турка на сучок липы, Бакочаи уселся на стул и подставил голову