– Но при этом, – подчеркивал дипломник, – вплоть до 1917 года кубанское зерно составляло 13 % всего пшеничного экспорта Российской империи.
Уже тогда студент Трубилин стремился связать технический прогресс с экономической результативностью, особенно на зерновом поле, подчеркивая при этом фактор рентабельности и что еще более важно – коренного изменения условий труда, а значит, и уровня жизни на селе.
Хотя кубанская станица по сравнению со среднерусской деревней, селом выглядела, несомненно, предпочтительнее (вспомните высказывание Куприна), но ленинское определение относительно «идиотизма деревенской жизни» тем не менее имело место быть, особенно в дальних хуторских поселениях, где пребывала в гольной бедности немалая часть населения.
Старый профессор, руководитель диплома, с удовлетворением отмечал, что совсем молодой паренек стремится не только хорошо познать машинно-тракторную технику, но и пытается найти наиболее выгодные схемы ее применения. Прежде всего, считая стоимость произведенной продукции с учетом затраченных сил и ресурсов.
– Вы делаете все верно! За экономикой будущее, – убежденно говорил руководитель диплома. – Да, урожайность, безусловно, на первом месте, но стоимость единицы произведенной продукции – это та рентабельность, которую можно направлять куда угодно, прежде всего, на техническую оснащенность хлеборобства, которое в России слишком долго опиралось на соху и бычье тягло.
Я бы подчеркнул, что студентом Иван Трубилин политически был активным, и съезд партии, тот, что через год после смерти Сталина вызвал у него не просто живой, а скорее тревожный интерес, хотя бы потому, что вся страна задавалась вопросом: как дальше жить будем без отца родного?
Такова была убежденность миллионов людей, в том числе и студенческой молодежи, и в день похорон Сталина Иван Трубилин искренне горевал, отстаивая свою вахту в почетном карауле возле портрета вождя, перечеркнутого траурной лентой.
Вот почему ХХ съезд партии, после которого вчерашние студенты вступали в большую жизнь, вызывал у них определенное беспокойство, хотя все твердо знали, что страна о них обязательно позаботится.
Но главной приметой того съезда стала его концовка, отмеченная секретным докладом Хрущева «О культе личности и его последствиях». Так, пока в закрытом режиме, осуждался культ одной личности – Сталина. Об этом сразу заговорили, хотя глухо, только с догадками, но везде, вплоть до студенческих общежитий. Из рук рвали газету с речью Анастаса Микояна, который вдруг резко отозвался о Кратком курсе истории ВКП(б) (а ее штудировали все, особенно в вузах) и отрицательно оценил весь литературный пласт по истории Октябрьской революции и Гражданской войны. Тот доклад, содержание которого знали пока только делегаты, взбудоражил