Шелопут и фортуна. Александр Сергеевич Щербаков

Год начался публикацией в «вечерке», а завершился исходной, можно сказать, сингулярной точкой судьбоносной любви, которая не в состоянии кончиться или прерваться. А внутри года – и полное погружение в профессию, и потрясение от единственного встреченного в жизни проявления гениальности – Смоктуновского-Мышкина, и избавление от другого, вчерашнего, в одночасье представившегося обманным любовного чувства (облегчение души, через десятилетия оказавшееся мнимым). И это был год, находившийся в благодатной середине очень малого промежутка, когда всем искренне верилось: в нашей стране возможна свобода. «Это было удивительное время, – писал в своих воспоминаниях о Галине наш давний друг Слава Смирнов. – Романтизм нашей молодости совпал с романтикой хрущевской оттепели. Политические химеры не омрачали тогда нашей прекрасной юности. Биологическая линия саморазвития совпала с амплитудой государственного оптимизма – такое бывает нечасто».

      Да, но каким же, по моему суждению, была пора с 22 до 27? Возраст обретения: семьи; первого своего жилья; отцовства; признания профессиональной состоятельности (приглашение в столичную прессу)…

      …Если судить не по итогам и достижениям, а по ощущениям восприятия мира, то самый плодотворный период… здесь и сейчас. Ни с чем несравнима радость понимания окружающего, почти недоступная прежде. Обнаруживаешь связанность случаев с явлениями, находящимися совсем, казалось бы, в ином пласте понятий… Она есть, существует… Просто ранее была недоступной, невидимой мне. Далеко вроде бы расположенные смыслы тянутся один к другому, словно Создатель и первочеловек на фреске Микеланджело.

      …Впрочем, вспомнил одно такое же давнее ощущение: мальчишка, сидевший летним солнечным днем на заднем крылечке школы, внезапно постигший, почему бензин из бака полуторки способен течь вверх.

      Только совсем недавно я в полной мере понял Галину, когда на вопрос, хотела бы она вернуться в молодость, мгновенно и страстно отвечала: «Нет!» «Какая я была глупая! И в тридцать лет. И позднее…»

      …Нет, неспособен я определить свой возраст, который мог бы назвать «оптимальным».

      Вторая глава

      I

      Мне кажется, я исправно исполняю ТУ (технические условия) «проекта»: писать в хаотичном беспорядке. Но… отлично помню: вопрос о том, какого я все-таки возраста, предваряла тема любви. С нетерпением и с опасениями я отдалял возвращение к ней. С нетерпением, потому что: (последний тезис главы о любви апостола Павла) «А теперь пребывают сии три: вера, надежда, любовь; но любовь из них больше». Больше! – и надежды, и даже веры.

      А с опасениями…

      Мне не раз приходилось слышать, как мои коллеги-газетчики – на встречах с читателями, книжных ярмарках и т. п. – брали интервью у Галины. Редко обходилось без разговора о любви. Почти всегда она делилась одним наблюдением, которое почему-то в итоге не входило, за исключением двух случаев, в опубликованные тексты. Вот оно – в одном из первых газетных высказываний: от любви «в сердце сразу растут два чувства – счастья и несчастья. И с детства