Я понимала, что Джулия и Генри расстались, но не теряла надежду, что, может быть, они помирятся – как ее родители. И в один прекрасный день она снова приедет к нам вместе с Генри. На всякий случай я привезла в дом на побережье свой лучший рисунок – показать ей.
Однако Генри приехал один. Он сбрил бороду и светил бледной незагорелой кожей. Во всем остальном лицо ничуть не изменилось. И все равно мне пришлось к нему заново привыкать.
Джулию никто не упоминал.
Я ушла в спальню и уставилась на свой рисунок. Критическим взглядом. Словно то, что Джулия его так и не увидела, делало рисунок в чем-то хуже. Он был похож на остальные мои картинки: просто группа стоящих людей. Я бы никогда не смогла иллюстрировать детские книги – разве только про каких-нибудь бездельников.
У воды было тепло, бабье лето. Генри сказал мне, что начал писать роман.
– Может быть, Джулия поможет, – проговорила я. – Она ведь редактирует детские книги.
Я увидела, что мои слова его задели, и попросила извинения. И все-таки спросила, почему они расстались.
Он ответил не сразу. А потом начал рассказывать о приеме в Саутгемптоне.
Огромный дом прямо на берегу. Сотня, а то и две, гостей. Приглашенный для увеселения оркестр.
Скорее всего, Джулия заранее предупредила его о необходимости взять с собой вечерний костюм, – а он забыл. Или посчитал не важным. Им пришлось искать, у кого можно одолжить или взять напрокат. Генри передразнил отца Джулии:
– Скажите дворецкому, пусть устроит.
Похоже, ее отец был особенно ему неприятен.
Генри самым подробным образом описал добытый костюм. Он сидел мешком, рукава были брату коротки, однако все вокруг уверяли, что все просто отлично. На других мужчинах были смокинги.
Все вокруг много пили, сказал Генри, и он выпил тоже. Джулия знакомила его с разными людьми; имена не запоминались, разговаривать с ним новые знакомые желания не проявляли. Он старался шутить: о том, почему сменил так много колледжей, например, – но никто не смеялся. Когда Джулия пригласила его на танец, он сказал, что под джаз не танцуют. Хотя просто не знал, как.
Там была масса людей, с которыми Джулия давно не виделась. Они все желали с ней поговорить. Мужчины приглашали на танец. И она говорила и танцевала.
Генри подошел к бару и некоторое время постоял там. Однако так он перегораживал проход к стойке, поэтому ему пришлось сдвинуться к самому краю. Генри стоял и наблюдал за всеми. Как так вышло – пьяный, в отвратительно сидящем костюме, он торчит на вечеринке, где никого не знает, – один?
Мне было знакомо это чувство. Ужасно – поймать себя на том, что стоишь в одиночестве, и с тобой даже никто не разговаривает. Хуже не бывает. А для него это наверняка было еще тяжелее: ведь все происходило на глазах у Джулии.
Впрочем, Генри во всем винил именно ее. Не на словах – к словам там было не придраться.
– Просто неудачная вечеринка, – сказала