основательно вылежится. И на все свое время. Припоминается рассказ посла в Вене графа П. А. Капниста. Возвращаясь как-то утром в посольство после раннего выхода из него, встречает в дверях выходящего секретаря, хотя не умного, но отнюдь не наглого Н. Н. Столыпина. Посол извлекает из кармана полученную им депешу. Останавливает секретаря и просит сделать срочное исполнение. «Милый граф, сейчас это совершенно невозможно. От 11 часов до 12 я гуляю, а сегодня собираюсь к тому же взять после прогулки ванну. Распорядился, чтобы мне ее приготовили. Когда с прогулкою, ванною и зав траком покончу, отдамся в ваше распоряжение». Дипломатические нравы были, в виде общего правила, за редкими исключениями, столь утонченно любезны, столь чужды напрашивавшегося в настоящем случае всего менее любезного внушения, что остолбенелый посол не нашелся и, промолчав, поручил срочное дело другому своему сотруднику. Так вот было и сейчас. Собрались, сели на столы. Бумагами займутся потом. Сидели, болтая ногами, перебрасываясь замечаниями о вчерашних выходах в свет, о перспективах сегодняшнего совместного выступления где-то и у кого-то. Какие это выступления, мне не объясняют. Принять участие в разговоре о совершенно чуждых мне предметах не могу. И сразу делается скучно. Экстренною работою, которая требовала бы моей помощи в усиление переобремененного состава посольства, как видно, и не пахло. Поэтому, дабы не возбудить веселья, разделить которое с приличною искренностью мне было бы трудно, я от предложения сотрудничества воздержался. Завелся у меня разговор об общих знакомых со Свечиным и Юрьевичем. Поговорили о министерстве. Затем я перешел к недавно открывшейся в Париже всемирной выставке, на которой имелся богато представленный русский отдел
[157]. Выразил желание подробно осмотреть выставку, а так как двумя делами заниматься одновременно нельзя, то заявил о намерении посетить вновь посольство только к концу моего пребывания в Париже. Оставил на всякий случай свой адрес, распрощался и ушел. Они продолжали сидеть на столах и болтали ногами.
Но они все были средне-достаточно образованы, прекрасно воспитаны, хорошо вымыты, подстрижены, подбриты, умели превосходно, со вкусом одеваться. Им был привит с детства изысканно-хороший тон. При этих их свойствах и качествах принадлежность к дипломатическому корпусу открывала им все двери. В этом отношении они представляли собою в глазах ведомственных верхов определенную ценность, потенциальную силу, умелое использование которой в дипломатических целях способно было давать результаты реального значения. Предполагалось, что, имея доступ в круги, в которых делается политика, они используют при случае возможность сойтись в этих кругах на приятельскую ногу с мужчинами, сблизиться с женщинами, влиять через них на их мужей, все доступное видеть и слышать, недоступное распознавать и все понимать. Ум выше среднего и таланты редки. Здесь они были в некоторой степени представлены одним только Свечиным. Но когда и они оказывались в сочетании с теми свойствами
