Потому-то Невский Проспект – прямолинейный проспект».
И так далее.
Впрочем, случался символизм более «мягкий». Например, у Брюсова, в стихотворении «Вечернее катанье»:
Скользят коляски, мимо них,
Гудя, летят автомобили;
Но строго, у коней своих,
Литые юноши застыли…
Гудя, лети, автомобиль,
В сверканьи исступленных светов…
Вдали Адмиралтейский шпиль.
В огне закатном, фиолетов.
Или, например, стихотворение Бунина «На Невском»:
Колеса мелкий снег взрывали и скрипели,
Два вороных надменно пролетели,
Каретный кузов быстро промелькнул,
Блеснувши глянцем стекол мерзлых,
Слуга, сидевший с кучером на козлах,
От вихрей голову нагнул.
Над Невским витал дух «Незнакомки» Александра Блока. Витал в самых разнообразных проявлениях и формах. Две проституточки, Сонька и Лайка прохаживались парочкой по тротуару в шляпах с перьями из страуса и предлагались праздным господам в таких словах:
– Мы пара Незнакомок. Можете получить электрический сон наяву. Жалеть не станете, огурчик.
А перед рестораном «Квисисана» (был такой на Невском) проститутка Ванда объявляла таинственным шепотом:
– Я уест Незнакоумка. Не желаете ознакоумиться?
Увы, на этом фоне – сказочном, таинственном, когда даже жрицы древнейшей профессии грезят стихами – уже подкрадывалась новая эпоха.
* * *
В 1917 году свершилась революция. По проспекту ходил знаменитый поэт Саша Черный.
– Здравствуйте, Саша, – здоровались с ним многочисленные поклонники и поклонницы.
– Черт меня дернул придумать себе такой псевдоним, – отвечал поэт. – Теперь всякий олух зовет меня Сашей.
Завсегдатаев Невского проспекта раздражало все.
В 1918 году Невский переименовали в проспект 25-го Октября (он был таковым до 1944 года). По традиции его, конечно, называли Невским. Несмотря на то, что изменился он неузнаваемо. Иван Бунин писал в повести-дневнике «Окаянные дни»: «По Невскому то и дело проносились правительственные машины с красными флажками, грохотали переполненные грузовики, не в меру бойко и четко отбивали шаг какие-то отряды с красными знаменами и музыкой… Невский был затоплен серой толпой, солдатней в шинелях внакидку, неработающими рабочими, гулящей прислугой и всякими ярыгами, торговавшими с лотков и папиросами, и красными бантами, и похабными карточками, и сластями, и всем, чего просишь. А на тротуарах был сор, шелуха подсолнухов, а на мостовой лежал навозный лед, были горбы и ухабы. И на полпути извозчик неожиданно сказал мне то, что тогда говорили уже многие мужики с бородами:
– Теперь народ, как скотина без пастуха, все перегадит и самого себя погубит.
Я спросил:
– Так что же делать?
– Делать? – сказал он. – Делать теперь нечего. Теперь