миров, где звонкий
ты встретишь день
или – потемки?
Проросли в душе пророчества
многоячеством речей…
Многоокость одиночества —
одинаковость ночей,
где цветет на дне сознания,
на изнанке век, очей
смутный образ мироздания,
чуждый плод на древе знания —
непостижный и ничей.
Нежный ужас
Н. К.
Пока не осужден – не сужен,
не знаешь, жив ли в самом деле:
когда приходит нежный ужас
с глазами раненной газели,
чужим страданием разбужен,
я выползаю из постели.
Бессонниц каторжные цепи.
Видений сумрачные сонмы.
Светает. Мрак для мира лепит
из света восковые формы.
А на заре великолепье
и щебет птиц тревожат сон мой.
Просторен мир, но в каждый день
вхожу я тесными вратами,
попробуй, бремена продень
в ушко иголки – за плечами
то ль два горба, то ль крыльев сень,
и нежный ужас пред глазами.
Грехопадение
Грехопадение бесшумно: все мы
из детства изгнаны, как из Эдема.
В аду обетованном глас Адама
мы слышим в наших коммунальных кущах,
но стихнет он – в пустыне вопиющий
раздастся глас – ведут очередного
козла, как говорится, отпущенья,
а я паду в твои объятья снова,
чтобы в любви отмыть грехопаденье.
Мы слов стыдились нежных, как апрель
мы чувств бежали искренних и звонких,
но грубой жизни злая канитель
в душе не затравила взгляд ребенка.
Прозрачные, как смех и Цинциннат,
взрослели, ускользая от цинизма,
пусть буду перед миром виноват, —
не этот плоский мир – моя отчизна:
я весь оттуда, где трепещет сад
на зеркале травы, где бродят лани,
и ты оттуда, и о том твой взгляд
мне говорит яснее восклицаний.
Но как узка тропинка, труден путь
над бездною безо́бразных видений,
и я молю, чтобы не соскользнуть
позволил опыт всех моих падений.
Ослепленность
Влю – ослепленность, одержимолость
вдох – выдох – вдох – новения.
Миг – и стекает изморосью изморозь.
Как задержать дыханье вдох – мгновения?
Априюль меня, примаюнь меня
приголубь меня, прижуравль меня,
средь синиц и кур я устал, авгур,
приручи меня, приволчи меня,
я устал от свор и устал от свар,
я устал от сук и собачьих ласк,
ведь не пес я, бес,
скучно мне средь дрязг —
обрати меня в твоего коня.
Сброшенные шкуры
Век приучаемся мы к отчужденью
жизни живой, тренируясь