– Чё делать? – вслух рассуждал Максимильяно.
– Да пошло оно все к чёрту! Пойдём концерт смотреть, – рассердился я.
Мы пошли. Концерт оказался отличным.
В темноте искать палатку смысла не было. Мы пошли на станцию.
Станция сюрреальная – будка, а кругом ровная священная крымская земля. Поодаль шумит море, в другую сторону – железная дорога и камыши лимана.
У будки восьмиугольные окна. В них видно чёрное южное небо, которое раздирают грозовые сполохи.
На станции тут и там лежали тела. Почти не разговаривали.
Нашли выброшенный кем-то бульбулятор. Оставалось от Диминой заначки.
Раскурили. Кумар повёл куда-то сознание, в сладкий мерцающий сон.
У меня с собой была тряпичная циновка. Легли на неё с Максимильяно оба, как два бойца-товарища.
Впрочем, мы и есть два бойца-товарища – с первого класса школы дружим, шутка ли.
Мы смотрели в восьмиугольные окна на грозу.
Было что-то в этом феерически прекрасное, что-то очень глубинное, тонкое, хтоническое. Просто два никому не нужных одиночества, коротающие ночь на земле равнодушного мира на одной циновке, как под одной шинелью.
Один на один с отблесками ночной грозы.
Сладкий сон после надрывного отдыха пришел незаметно.
Рассвело. В море купались голые Барни Гринуэй и Шейн Эмбери из Napalm Death, кумиры детства.
Странное ощущение: те самые люди, с фотографии на обложке кассеты, в лица которых вглядывался – и они казались небожителями из далёкого мира – и вот они, голые, купаются в утреннем крымском море, на «Солнышке».
Палатка лежала мокрой кучей. Поверх палатки, раскинув длани, охраняя собой имущество, храпел Гоша.
Билеты на поезд из Евпатории были лишь на следующий день, на вечер.
Ставить палатку снова не было ни малейшего желания.
Мы были очень уставшими, изнасилованными всеми этими дурными днями. Очень хотелось выспаться.
Я предложил собрать палатку, доехать до Евпатории, оставить её там в камере хранения, чтобы забрать перед выездом, а потом… да будет видно, что потом.
Разбудили Гошу. Он был горд тем, что охранял палатку. Казалось, что будь у него собачий хвост – он им сейчас завиляет.
В камере хранения нужно придумать код – одна буква и три цифры.
Знаете, к аудиокассетам прилагались такие наклейки – с буквами, с цифрами.
Букв там всего две возможных, А и В – для обозначения сторон. Цифр все десять.
Как-то ныне покойный Бурзумий собрал из них единственное, что придумал возможным – надпись ВОВА 666, где нуль выполнял роль О.
Я не придумал ничего лучше, чем забить это же паролем – поставил В 666 и захлопнул за палаткой крышку.
На вокзале Евпатории предлагают комнаты внаём. Но никто не хочет сдавать на одну ночь.
Мы с Максимильяно психанули, увидели маршрутку в Симферополь. Приехали туда. Там