Незнакомые лица лучше отложить в сторону, чтобы не мешались, всё равно же она их прежде никогда не видела, да и потом тоже. Остались только свои: близкие и родственники. Из умерших – отец, бабушки и дедушки с обеих сторон. Из ныне здравствующих – мать и Следопыт. Жаль, что Ася себя пропустила. И никому даже в голову не пришло, что фотографировать в первую очередь нужно было саму именинницу. Ну да ладно, что уж теперь-то сожалеть.
А это что такое? Ася даже лупу взяла, чтобы лучше разглядеть. Какая странная фотография. На других все гости смотрят в объектив, а на этой… взгляд Следопыта направлен куда-то за спину фотографа. Его здесь трудно узнать. Спокойное и, как обычно, довольно равнодушное лицо преобразилось настолько, что можно даже читать по нему целую бурю эмоций: огонь в мимолётном пылком взгляде, вырвавшаяся на мгновение бушующая страсть, обожание и нежность, а также горечь и обида. Что за чудо чудное явилось ему? Что или, скорее всего, кого он увидел?
Вот напридумывала-то! Ася отложила на время фотографию и закрыла глаза. Ну и что, даже если она не ошиблась? Ну, влюбился мужик в какую-то молоденькую красавицу, и что в этом странного? Он ещё тот ловелас. Вон уже два раза был женат. Тогда почему она на снимках не увидела ни одной молоденькой красавицы? Значит, они просто тогда ничем не заинтересовали Асю, потому и не попали в объектив.
Вот сейчас она откроет глаза и увидит совсем другую картинку: Следопыт застывшим и равнодушным, словно у удава, взглядом наблюдает суету сует, в которую превратили тогда её день рождения дорогие родители. Ася открыла глаза и снова вгляделась в снимок. Прежние впечатления не только утвердились, но появилась ещё одна, ранее незамеченная, эмоция – безумная всепоглощающая любовь. Уж её-то нельзя спутать ни с какой другой.
Так-так! Значит, Следопыт на её дне рождения в кого-то так влюбился, что даже скрыть своих эмоций не сумел, когда смотрел на предмет своей страсти? Ася взяла снимок и направилась в комнату матери.
Та лежала, укутавшись в шарф, словно ей холодно. Но ведь лето в самом разгаре, и солнце палит нещадно, вынуждая открывать окна и устраивать сквозняки. Отвернувшись к стене, она как-то странно подёргивала плечами, но когда услышала шаги Аси, замерла.
«Плачет, – подумала та и села на край кровати. – Надо ей дать возможность успокоиться». Она помолчала немного, но утешать мать не торопилась. Той нужно выплакаться. Как и Асе. А плакать при свидетелях совсем не хочется. Иначе придётся говорить об отце.