Только их не было. Они приземлились туда, где должны были приземлиться мы, столкнулись с недружелюбными аборигенами и сами попали в переделку. Только их и видели. Мы оставались на месте; неся потери, отбивались – пока не подошли к концу боеприпасы, топливо и даже энергия в скафандрах. Похоже было, что бой тянется пару тысяч лет.
Мы с Датчем продвигались по стеночке – из отделения спецоружия позвали на помощь, – когда земля внезапно разверзлась прямо перед Датчем, оттуда выскочил баг, а Датч упал.
Бага я сжег, бросил в дыру гранату, отчего она снова закрылась, и обернулся посмотреть, что случилось с Датчем. Он лежал, но повреждений на нем видно не было. Командующий взводом сержант имеет специальный монитор, показывающий ему состояние каждого во взводе, отличая мертвых от тех, кому просто нужна помощь. Но то же самое можно поглядеть вручную, нажав кнопку на поясе.
Я позвал Датча – он не ответил. Температура его тела была 99 градусов; дыхание, сердце, мозг – на нуле. Это было плохо – но, может, просто скафандр сдох? Ну да, если забыть про термометр – он-то работает, а если бы скафандр заглох раньше, чем человек, сдох бы и термометр. Во всяком случае, я сорвал с пояса специальную монтировку и принялся извлекать Датча из скафандра, стараясь в то же время наблюдать, что творится вокруг.
А потом в наушниках моего шлема раздался общий сигнал, которого век бы не слышать: «СПАСАЙСЯ КТО МОЖЕТ! Отбой! Отбой! Ловите пеленг и отступайте! Любой маяк, какой слышите! Шесть минут! Всем! Всем! Собирайтесь вместе, выручайте товарищей! Отступать к любому маяку! СПАСАЙСЯ…» Я заторопился.
Участь Датча стала очевидной, как только я вынул его из скафандра, потому я оставил его и помчался прочь. В следующий бросок я бы уже догадался забрать его боеприпасы, но сейчас мне было не до этого. Я просто несся прочь, стараясь поскорей достигнуть нашей огневой позиции.
Там уже никого не было, и я подумал, что все кончено – я потерялся и всеми оставлен. Затем я услышал сигнал сбора, но это был не «Янки Дудль» (как у катера с «Вэлли Фордж»), а «Милый плющ», мелодии этой я не знал. Но все же это был маяк. Я помчался к нему, расходуя последнее топливо в скафандре, примчался на катер едва к отлету и вскоре был уже на «Вуртреке», потрясенный настолько, что не помнил даже свой серийный номер.
Я потом слышал, некоторые называли это «стратегической победой», но я-то там был, я могу с уверенностью сказать: нам всыпали по первое число.
Через шесть недель – и будто на шестьдесят лет постарев – на базе планеты Санктори я сел в другой катер и прибыл на «Роджера Янга» в распоряжение сержанта Джелала. В мочке левого уха я носил разбитый череп с одной костью. Эл Дженкинс был со мной и носил