Мотив «мне страшно…», который хореограф заимствует из квартета I акта оперы Чайковского, переосмыслен как основной для человечества в эпоху глобализации. Потому романтичен не столько сюжет, сколько сам «способ письма». Уже готовый кусок, придуманный накануне, по свидетельству ассистента Пети, пересочинялся заново на утренней репетиции, ибо момент хореографической импровизации был важен для творческого метода балетмейстера. Подобно текучей фиксации мгновения на холстах Пикассо, когда в изображенной позе читаются фазы предшествующего и будущего движения, в окончательном варианте (т. е. во время спектакля) мерцает и просвечивает все многообразие предварительных хореографических «набросков», делая форму еще более динамичной, усиливая экспрессию образа. Метаморфозой любви у Пети становится тема насилия, столкновения мира обыденных радостей маленького человека и судьбы, рока, сил сверхъестественных, играющих и человеком, и его страстями, и его жизнью. Эти крайние полюсы олицетворены Германом и Графиней. Они – символы жизни-процветания и смерти-небытия. Их конфликт по остроте, мощи напряжения подобен античной трагедии. Пети разрушает эстетику XIX века, эстетику романтического балетного амплуа. Образ танцующей Графини своей значительностью превосходит все созданное до него в балетном репертуаре.
Хореография Пети столь же романтична, сколь романтична сама идея спектакля. Пети синтезирует созданное до него, соединяет достижения классической балетной школы с более острой пластикой постмодерна, где изломанность линий, утонченность и вместе с тем мощная экспрессия танцевальных па, поддержек, пробежек, прыжков… В контексте резкости пластического рисунка ролей главных персонажей характерна модификация образа Лизы и его пластическое решение. Окутанная белой дымкой струящихся тканей, она является в сцене бала мимолетным «видением чистой красоты», призрачным идеалом вечной женственности, романтичной и далекой возлюбленной, метафорой того, с чего начинался в целом музыкальный романтизм. И это краткое «порхание» лишний раз подчеркивает иллюзорность романтических видений в эпоху жесткого прагматизма информационных паутин, искусственного интеллекта, страшных техногенных катастроф.