Когда читаешь стенограмму того собрания, зная то, что было неведомо выступавшим, трудно понять, как они могли тогда говорить о своих научных заботах. Однако никто из них не знал, что Гессен расстрелян еще в декабре, что его «следственное дело» – это ворох наспех написанных, несуразных бумаг, что согласно решению «суда», вынесенному в день расстрела, член-корреспондент АН СССР, историк науки участвовал в «контрреволюционной троцкистско-зиновьевской террористической организации, осуществившей злодейское убийство т. С. М. Кирова и подготовившей в 1934-36 гг. при помощи агентов фашистской Гестапо ряд террористических актов против руководящих деятелей ВКП(б) и Советского правительства».
Ничего этого не знали за стенами НКВД. Гессен просто бесследно исчез – «десять лет без права переписки». Факт его смерти официально удостоверили лишь реабилитацией в 1955 году.
Что же говорили о Гессене его коллеги в апреле 1937 года?
Первое слово сказал директор ФИАНа Вавилов, назвав арестованного по имени-отчеству и взяв на себя ответственность за его приглашение в ФИАН.
Переезд в Москву преобразил институт. Несколько десятков сотрудников прибыло из Ленинграда, но основой института стала школа Мандельштама и его ближайших сотрудников Тамма и Ландсберга. Они, как и Гессен, пришли в ФИАН, продолжая работу в Московском университете. Это напомнил ленинградец Б. Вул, отстраняясь от зачумленных и крепко держась за генеральную линию партии:
«Кто приглашал Гессена в институт, кто добивался его назначения и кто его проводил в заместители директора? Здесь Сергей Иванович [Вавилов] должен сказать, что в течение долгого времени мы боролись против привлечения Гессена в наш Физический институт Академии наук. Мы были против него не потому, что мы знали, что он – провокатор, шпион. Мы этого не знали. Мы были против Гессена из чисто деловых соображений. А вот этими деловыми соображениями как раз не руководствовались те люди, которые проводили Гессена в заместители. Для этих работников, которые пришли к нам из Московского университета, их интересы, групповые интересы, были выше интересов государственных. Они, оказывая давление на С. И. Вавилова, на президиум Академии наук, добились того, что в летний период, когда нас в институте не было, когда мы были в отпуску, Гессен оказался заместителем директора, оказался во главе двух институтов и мог вредить в обоих. Повторяю, ответственность за Гессена лежит на группе Московского университета, которая его проводила, лежит на дирекции, на тех, кто поддался влиянию этой группы».
Григорий Ландсберг на обвинение в том, что он уклоняется от разоблачения Гессена, твердо и коротко ответил: «Если бы я знал, на чем можно показать вредительскую деятельность Гессена, я бы, наверное, об этом не молчал…. Это мое последнее заявление по этому вопросу: я категорически заявляю, что всякого рода обвинения