Пока тянулась разработка проекта, с Джоном чуть было не произошла перемена. Чуть было, потому что он сопротивлялся ей как чему-то внешнему, но точного названия этой перемене найти не мог, хотя оно и вертелось на языке. Сначала в плотный, однако расписанный по минутам дневной график мечтаний начали вторгаться посторонние шепотки: отвлеченные понятия облекались в слова, которые у него в голове как будто произносил чей-то голос. Например, множественность. В другой раз (когда он сидел, глядя через высокие окна Университетского клуба на струи дождя, перемешанного с сажей) появилось еще одно слово: комбинаторная. Произнесенное однажды вслух, это понятие неким образом полностью завладело его сознанием, а потом распространило власть и на его рабочее место, и на всю контору в целом. Это продолжалось до тех пор, пока он не ощутил себя совершенно парализованным и неспособным предпринять следующий, давно подготовленный и тщательно продуманный шаг в своей карьере, которую окружающие называли не иначе как «головокружительной».
Джон чувствовал себя так, будто впадает в затяжной сон или, возможно, только от него пробуждается. Ему не хотелось ни того ни другого. В качестве особо действенного, как он думал, лекарственного средства он начал проявлять интерес к теологии. Прочитал Сведенборга и Августина; наибольшее утешение принесло ему чтение Фомы Аквинского: он прямо-таки ощущал, как Ангельский Доктор возводит камень за камнем грандиозный кафедральный собор своей «Суммы». Узнал он также и то, что в конце жизни Аквинат называл все им написанное «охапкой соломы».
Охапка соломы. Дринкуотер сидел за своим широким рабочим столом в длинном, с застекленной крышей офисе фирмы «Маус, Дринкуотер, Стоун» и разглядывал тонированные под сепию фотографии башен, парков, вилл, которые он построил, и думал: охапка соломы. Чем не первый и самый непрочный домик из сказки «Три поросенка»? Нужен укрепленный приют, где он мог бы укрыться от преследующего его хищника, кем бы тот ни оказался. Джону исполнилось тридцать девять.
Вскоре его партнер Маус обнаружил, что Джон Дринкуотер, просидев несколько месяцев за чертежной доской, не продвинулся ни на шаг в дальнейшей разработке плана Собора Коммерции, а вместо того час за часом рисовал крошечные домики со странной внутренней планировкой. Джона на время отправили за границу для отдыха.
Странная внутренняя планировка… У дорожки, которая вела от ворот к входной вери с окошечком наверху, он увидел не то какой-то механизм, не то садовое украшение – белый шар, окруженный ржавыми железными обручами. Выломанные обручи валялись на дорожке, едва приметные в траве. Джон толкнул калитку,