«Ты будешь жить во многих домах, – предсказала ей когда-то миссис Андерхилл. – Будешь скитаться и жить во многих домах». При этих словах Вайолет заплакала – и плакала позже, когда вспоминала их в поездах, на пароходах и в залах ожидания, не имея представления, сколько домов входит в понятие «много» и как долго придется ей жить в каждом. Наверняка на это уйдет целая вечность: ведь с той поры, как они покинули дом викария в Чешире шесть месяцев назад, они жили только в отелях и меблированных комнатах, и конца этому не предвиделось. Но сколько еще это будет длиться?
Словно на строевом учении, Джон и Вайолет прошествовали по аккуратно выложенной камнем дорожке, повернули направо и тем же церемонным шагом двинулись по другой. Дринкуотер слегка кашлянул, предупреждая тем самым, что намерен нарушить затянувшееся молчание.
– Меня очень интересуют эти ваши, так сказать, наблюдения. Я вовсе не собираюсь, – в знак полной доверительности он поднял открытую ладонь, – совать нос куда не просят или расстраивать вас, если разговор на эту тему вам неприятен. Поверьте, я просто-напросто очень заинтересован.
Вайолет ничего не ответила. Сказать она могла только одно: в любом случае, с этим все кончено. Сердце ее вдруг неимоверно расширилось, и его заполнила пустота. Джон, казалось, это почувствовал и легонько сжал ее руку.
– Другие миры, – будто во сне, проговорил он. – Миры внутри миров.
Джон увлек девушку к одной из скамеечек возле дугообразной, подстриженной живой изгороди. Сложно составленный, цвета буйволовой кожи, фасад дома свободно открывался глазам в ярком послеполуденном солнце: он казался Вайолет и суровым, и улыбающимся, как лицо Эразма на фронтисписе книги, в которую она заглянула через отцовское плечо.
– Видите ли, – начала Вайолет, – всякие идеи о мирах внутри миров и все такое прочее – это папины идеи. Сама я ничего не знаю.
– Но вы были там.
– Папа говорит, что да. – Она скрестила ноги и сплетенными пальцами прикрыла на миткалевом платье старое, не отстирывающееся коричневое пятно. – Знаете, я ничего подобного и не ожидала. Я только… только рассказала ему обо всем, что со мной случилось: надеялась поднять ему настроение. Хотела внушить ему, что все обойдется, что все неприятности – всего лишь часть Повести.
– Повести?
Вайолет насторожилась.
– Я хотела сказать, что ничего подобного не ожидала. Покинуть дом. Покинуть…
«Их», чуть было не сорвалось у нее с языка, но с того вечера в Теософском обществе – последняя капля! – она приняла решение никогда больше о них не заговаривать. Довольно с нее и того, что она их потеряла.
– Мисс Брамбл, – произнес Дринкуотер, – прошу вас! Я, конечно же, не стану вам навязываться, не стану доискиваться до… до сути вашей повести. – Это была неправда. Джон готов был нырнуть в нее с головой. Он должен узнать все: узнать сердце Вайолет. – Вам не будут здесь досаждать.