Генар-Хофен не раз бывал в этом гнездовье. Он поглядел вверх – на месте ли три мумифицированные человеческие головы, всегда висевшие в зале? Дипломатическая служба Хамов гордилась своей тактичностью: узнаваемые трофеи, то есть части тел чужаков, обычно убирали на время визитов живых представителей того же вида, но иногда это сделать забывали. На этот раз головы по-прежнему красовались на своих местах – три едва заметные точки на вершине задрапированной перегородки.
Это могло быть простым упущением, но в равной степени – плохо завуалированным оскорблением, направленным на то, чтобы запугать гостя, или тонким многозначительным комплиментом, знаком того, что гостя приняли в мужскую компанию и не считают плаксивым, робким чужаком, корчащим недовольную физиономию, если на каком-нибудь застолье взгляд его упадет на останки сородича.
Не представлялось возможным немедленно выяснить, какое из предположений соответствует истине, и новоприбывшему человеку эта черта Хамов нравилась больше всего, хотя Культура в целом и его предшественники на дипломатическом посту сочли бы это крайне отталкивающим.
Генар-Хофен с понимающей усмешкой поглядел на три головы вдали и в глубине души понадеялся, что Пятерик это заметит.
Пятерик помотал глазными стебельками.
– Эй, официант, чтоб тебя! – проревел он, обращаясь к крутившемуся поблизости оскопленному мальку. – Сюда двигай, обормот!
Официант-малек был вполовину меньше взрослого Хама и, как свойственно молодняку, шрамов не имел, если не считать обрубленного тыльного клюва. Малек подплыл ближе, трепеща сильней, чем требовал этикет, пока не оказался на расстоянии вытянутого щупальца.
– Вот эта тварь, – прогудел Пятерик, ткнув концом щупальца в сторону Генар-Хофена, – чужак, человек, о котором тебе уже должны были сообщить, иначе твоего шефа ждет изрядная взбучка. Этот тип, даром что смахивает на дичь, на самом деле – уважаемый гость. И жратва ему нужна не меньше нашего. Беги к столу для скота и иномирцев, неси приготовленные для него блюда. Живо!
В атмосфере, состоявшей преимущественно из азота, рев Пятерика вызвал небольшую, но заметную ударную волну. Малек с подобающим рвением порскнул прочь.
Пятерик, повернувшись к человеку, проревел:
– В знак особого расположения мы приготовили для тебя мерзкую бурду, которую у вас называют пищей, и бадью выпивки на основе этой вашей отравы, воды. Как мы тебя балуем, а? До усрачки!
Он хлестнул щупальцем по торсу гостя. Скафандр поглотил удар и на миг отвердел. Генар-Хофен, покачнувшись, рассмеялся:
– Я сражен