Разум предпринимает множество уловок, чтобы сбежать от этого. Убеждает, что есть человек, которого я бы сейчас хотела увидеть, что мы сможем поговорить о нашем внутреннем, обменяться. И это действительно так. Есть такой человек. Только мне сейчас нельзя его видеть. Встреча с ним – это все же бегство от себя. Встреча с ним гораздо легче, чем быть с собой. А камень никуда не денется, он останется на том же месте, значит я потеряю время. Общение не может рассматриваться как спасение. Спасти себя можем только мы сами. Своим мужеством, стойкостью. Написать это легче, чем принять решение быть в этом.
Работая с болью, нужно позволять ей также выходить. Она живая, она проявляет себя различными образами. Осознанность позволяет понимать, что никто не виновен в ней, и позволяет предпринимать попытки не переносить ее на других, или по крайней мере обсудить с человеком ситуацию.
Мне сейчас на минуту показалось, что моя убежденность в наличии у каждого человека глубинного нераскрытого таланта – не совсем искренна, а скорее является производным от неверия. Каждый человек бесспорно – проявление жизни и тем ценен. И это достаточное условие для любви к себе. В детстве я не задумывалась о своем таланте и любила себя, в определенной доступной мне мере. Я любила жизнь и воспринимала ее безусловно. Мне было неприятно, когда обсуждали других людей. Я любила себя, а значит любила других. Потом многое исказилось.
Есть ли талант, выраженный в чем-то материальном – построенном здании, написанной книге – возможно, это не первоочередное. Первоочередное это знание себя и безусловное восприятие жизни, любовь к истинному себе, которого тебе посчастливилось узнать. В этой абсолютной простоте – абсолютная сложность жизни. Так я это увидела сейчас.
26.06.14
Большая проблема состоит в том, что я чувствую себя виноватой в своей боли. То есть я не могу принять ее такой, как она есть. В общении я либо защищаюсь от нее, либо оправдываюсь. Хотя теперь гораздо сложнее, чем раньше. Когда я не признавала ее, была только защита и я знала как себя вести. А теперь, когда приходится принимать и защиту, которую сразу не снять, и пытаться одновременно порциями впускать в жизнь истинную себя, приходится нелегко.
Когда разум начинает пытаться найти мои ошибки, которые, возможно, не позволили найти себя гораздо раньше, я чувствую сопротивление тела, агрессию и понимаю, что это бесплодный поиск. Нет таких ошибок, поскольку я всегда делала то, что могла и считала правильным, или если совершала неосознанные действия, ведомая болью, то не могла в тот момент знать и поступать