Когда я изучил журнал станции высокого давления (в то время она была в составе сектора №11) с записями проводимых опытов, то поразился ещё больше: приведённые в диссертации графики, отражающие поведение ампул под давлением, были доведены до «нужного» вида путём исключения тех точек, которые «мешали» получению благоприятной картины. Имея достаточный опыт интерпретации экспериментальных данных, я видел, что целый ряд проигнорированных Коптеловым точек нельзя было отнести к случайным отклонениям. Не мог не понимать этого и сам Коптелов. По сути, он пошёл и в этом случае на подлог, о чём Феоктистов, я думаю, не знал. Вот такой неприглядной оказалась ситуация с коптеловским «научным» трудом!
Через какое-то время к изучению вопроса о Коптелове неожиданно подключились Лев Петрович Феоктистов и Борис Васильевич Литвинов, а затем и Армен Айкович Бунатян. Они, по-видимому, опасались, что партийный комитет во главе с молодым секретарём мог сделать не вполне правомерные выводы и стремились максимально облегчить участь Коптелова.
Заседание парткома осталось в памяти как одно из важнейших событий в моей жизни. Казалось бы, всё было ясно, но волнение не покидало меня до самого последнего дня. Обсуждение было долгим, выступили все, кто захотел это сделать, но вначале была заслушана справка комиссии, которую огласил Е. И. Парфёнов. Мнение членов комиссии было единодушным: А. Л. Коптелов совершил поступок, порочащий звание коммуниста. Возмущение поведением Коптелова высказали и ряд членов партийного комитета. Особенно ярко и эмоционально отношение к Коптелову высказал Н. Н. Криулькина. Резко осуждая «автора» злополучной диссертации, он сделал вывод: «Мы говорим, что коммунистическая партия – ум, честь и совесть нашей эпохи. Здесь же – ни ума, ни чести, ни совести!».
Несколько неожиданно для меня прозвучало мнение Б. В. Литвинова, которое, по всей вероятности, совпадало с позицией и Феоктистова, и Бунатяна. Никаких оценок по существу поступка Коптелова он не давал, но выразил мнение, что, поскольку на двух отчётах Горнового стояла утверждающая подпись Коптелова, то он имел право использовать их материалы. Выступление самого Коптелова было маловразумительным: он не смог найти убедительных аргументов в свою защиту.
В конце обсуждения я подвёл его итоги, поддержав выводы комиссии. На голосование было поставлено предложение об исключении