Для многих, кто воевал под его началом, война стала кровной. Счета федералам давно предъявлялись личные. Но стоило ли направлять энергию людского гнева в то или иное русло и пытаться притормаживать набирающее обороты противостояние, выгадывая наиболее удобный момент для сфокусированного воспламенения копившейся таким образом ненависти? Пользы в кровопролитных столкновениях Кадиев по-прежнему не видел.
Вместо того чтобы устраивать «показательные набеги», которые пусть и оборачивались для федералов десятками трупов, пусть и заставляли одутловатых армейских генералов во всеуслышание оправдываться перед ошарашенной российской общественностью за неоправданно тяжелые потери, Кадиев предпочитал проводить свою обычную линию, но отныне ее не афишируя. Суть отработанной уже тактики сводилась к нанесению внезапных ударов. Хаотичным действиям довольно трудно противопоставить методичный отпор, и именно такие схемы разрабатывались в штабных кабинетах.
По настоянию Кадиева, одним из пунктов окончательно согласованного с «эмирами» плана явилось решение продолжать рассредоточенные удары по автоколоннам. По войсковым же частям федералов в местах их дислокации предлагалось наносить удары сконцентрированные и выборочные. Бить там, где спят, едят, справляют нужду… Деморализующий эффект таких операций даже трудно переоценить.
Именно в штабе Кадиева к началу февраля созрел план, согласно которому сводной ударной группе из тысячи активных штыков предстояло тремя автономными клиньями врезаться в расположения российских баз близ Аргуна, ввести федеральные силы в заблуждение (с этой целью предполагалось имитировать прорыв в ложном направлении), а затем нанести удар, что называется, под дых. В соседнем лагере поторапливали, обещали всестороннюю поддержку, какая до сих пор и не снилась – людьми, оружием, экипировкой, деньгами.
Для Кадиева оставалась нерешенной одна проблема. В том случае, если намеченную операцию удалось бы осуществить по расписанной схеме, итог ее мог привести к полному переформированию подразделений и частичному роспуску личного состава. Были шансы, и немалые, что большинству из тех, кто будет вовлечен в операцию, уже не придется возвращаться на старую базу. Привести обратно планировалось только часть отряда. Остальным предстояло слиться с другими группами и частично рассеяться, уже до весны.
Кадиев не знал, как быть с Дотой. Оставлять паренька в лагере со столь туманными перспективами он не мог. Да и не на кого было оставить. Через Дагестан и Азербайджан переправить Доту в Турцию, а оттуда в Швейцарию – план идеальный, но в ближайшее время неосуществимый. Реальных личных связей за пределами Кавказа практически не осталось. Взрослого можно заслать хоть на край света. А вот как быть с подростком?