Таким, каков он есть по существу.
Ромео, имя собственное брось
И всю меня возьми себе за это!
РОМЕО. Попалась ты! Я больше не Ромео!
Зови меня возлюбленным своим,
И я в другую веру перейду.
ДЖУЛЬЕТТА. Кто мысли сокровенные мои,
За ширмой ночи прячась, подстерег?
РОМЕО. Боюсь назваться, чтоб не оскорбить
Моей святыни именем своим.
Его я ненавижу, а случись
Мне подписаться им, – порву письмо.
ДЖУЛЬЕТТА. Хотя я смысла слов не уловила,
Зато узнала голос. Ты Ромео?
Ты Монтегю?
РОМЕО. Ни тот я, ни другой,
Когда тебе мы оба ненавистны.
ДЖУЛЬЕТТА. Зачем ты здесь? И как сюда проник?
Сад неприступен, стены высоки.
Тебя убьют на месте, если ты
Кому-нибудь из наших попадешься.
РОМЕО. Любовь крылата, что ей стены сада
И каменный забор! Любовь смела,
На все она с отчаянья способна.
И мне твои родные не страшны.
ДЖУЛЬЕТТА. Но ты рискуешь жизнью. Берегись.
РОМЕО. Твой взгляд суровый стал бы для меня
Страшнее ста мечей. А взглянешь нежно —
И я в броне, и что мне сто мечей!
ДЖУЛЬЕТТА. Будь все же начеку.
РОМЕО. На мне плащ ночи.
Но если ты меня совсем не любишь,
Откроюсь я сородичам твоим.
Мне лучше жизнь утратить в одночасье,
Чем, умирая от любви к тебе,
Обречь себя на медленную смерть.
ДЖУЛЬЕТТА. Но кто тебя провел ко мне?
РОМЕО. Любовь!
Она была моим проводником
И научила видеть в темноте.
А если бы ты за морем жила,
Я бы сумел, хоть я и не пират,
Добыть тебя, сокровище мое.
ДЖУЛЬЕТТА. Вуаль ночная на моем лице,
Не то б ты видел, как оно горит
От мысли, что подслушал посторонний
Девическую исповедь мою.
От слов своих теперь я отрекаюсь.
Да, отрекаюсь! Отрекаюсь, да!
Но что теперь достоинство хранить!
Меня ты любишь? Знаю, знаю, любишь.
Тебе я верю. Только не клянись,
А то еще обманешь. Сам Юпитер
Смеется над неверностью влюбленных.
Ромео милый, ты влюбился, правда?
Что ж ты молчишь? А если ты считаешь,
Что крепость пала, штурма не дождавшись,
Я рассержусь, возьму слова обратно,
И ты за мной побегаешь тогда.
Скажи мне честно, милый Монтегю,
Ты думаешь, что если я нежна,
То отличаюсь легким поведеньем?
Как доказать тебе, что я стыдливей
Притворщиц, позабывших всякий стыд!
Я бы, конечно, тоже притворилась,
Но не остереглась,