Коронатор. Симона Вилар

в замке. Она нередко говорила о том, как признательна Маргарите Бофор, но всячески отвергала ухаживания ее сына. Выросшая сиротой и приученная к тому, что ее судьбой распоряжаются другие, она неожиданно проявила несокрушимую волю и недюжинную силу духа, зная, однако, что эти черты характера считаются недостатками женщины, которую Бог создал слабой. Но именно это и импонировало Анне в подруге. Она сознавала, что такая противоречивость духа роднит их, хотя ее собственная судьба не обошлась с ней так жестоко, как с баронессой, и она не испытала тех унижений и ужаса, которые надломили Дебору и вселили в нее робость. Тем не менее она была поражена, когда всегда скрытная Дебора решилась поведать ей о своем чувстве к шталмейстеру герцога Кларенса. Баронесса с облегчением вздохнула, убедившись, что Анна не осуждает ее за столь бурно вспыхнувшую страсть.

      – Ты молода и красива, – говорила ей Анна. – Ты состоишь при одном из богатейших дворов Европы. Было бы просто противоестественно, если бы ты хранила верность умершему супругу, который к тому же был законченным негодяем.

      Дебора Шенли скоро смирилась с тем, что принцесса с отвращением отзывается о бароне Шенли. Но вместе с тем она долго не могла решиться снять траур. Мнение большинства всегда сильнее, чем влияние подруги, даже если она принцесса Уэльская. Единственное, чего удалось добиться Анне, это убедить Дебору отказаться от плотно облегающего ее голову траурного чепца и непроницаемой черной вуали. Их сменили кокетливые кружевные накидки и муслиновые вуали. Однако Анна не без оснований подозревала, что это скорее заслуга молодого Кристофера Стэси, нежели ее…

      И вот теперь леди Дебора стояла перед ней, ломая руки и едва сдерживая готовые хлынуть слезы.

      – В чем дело, дорогая? – Анна протянула руки к баронессе.

      В тот же миг Дебора бросилась к ногам принцессы и разрыдалась:

      – Спасите меня, ваше высочество! Вы умны и благородны, и мне не на кого больше уповать!

      – Помилуй Бог, Дебора, что тебя так испугало?

      И баронесса поведала, что вчера вечером Генрих Тюдор спрятался в ее опочивальне и, когда она переодевалась ко сну, набросился на нее и хотел силой овладеть. Он и раньше подстерегал леди Дебору в темных углах или в нишах старинных окон, тискал, осыпал поцелуями, но ей всегда удавалось выскользнуть из его объятий.

      – Я не понимаю, что на меня нашло, но меня вдруг захлестнула ярость. Я била его по голове и лицу, пока не заметила, что рассекла его бровь и по лбу Тюдора струится кровь.

      Анна присвистнула:

      – Ого! Представляю, что испытал этот обожающий собственную персону мальчишка!

      Дебора обреченно кивнула:

      – Да, он был очень зол и сказал, что не забудет до гроба эту ночь.

      – А дальше?

      – Он ушел, а затем все рассказал матери.

      Анна передернула плечами:

      – Уж эти мне маменькины сынки! И что же графиня?

      – Сегодня с утра она была очень суха со мной, хотя и любезна. Затем отослала прочь всех дам и сказала мне почти с нежностью, что ее сын уже в