Некоторое время я тоже лежала совершенно неподвижно, потом медленно открыла глаза и увидела над собой голову Гарри, а за ней – сияющее голубое небо и жаворонков, с пением взлетающих ввысь. На мне, тяжело меня придавив, лежал сквайр Широкого Дола, а внутри у меня было его семя. И под нашими слившимися телами была наша земля; нашу траву невольно стиснули мои судорожно сжатые пальцы; от наших соков намокли маленькие луговые цветочки на земле Широкого Дола. Наконец-то я получила все – и эту землю, и ее хозяина! Судорожное рыдание вырвалось у меня из груди. Болезненная страсть, так долго снедавшая меня, улеглась, успокоилась, отпустила меня, а вместе с ней утихли моя тревога и ревность.
Гарри вздрогнул, услышав мои рыдания, и скатился с меня. Лицо у него было совершенно несчастное, виноватое.
– Боже мой, Беатрис, чем я могу тебя утешить? – беспомощно пролепетал он. Потом сел, опустив голову и спрятав лицо в ладонях; плечи его поникли. Я приподнялась, слегка застегнула платье, прикрыв грудь, села с ним рядом и нежно коснулась его плеча. Тело мое все еще дрожало после пережитого потрясения – неожиданно грубой любви Гарри, – а разум был слишком затуманен радостью, чтобы я могла понять, что происходит с моим братом.
Почувствовав мое прикосновение, Гарри поднял голову и печально на меня посмотрел; вид у него был самый несчастный и жалкий.
– Прости, Беатрис! Я, наверное, сделал тебе больно? Но я так люблю тебя! Что тут еще сказать? Но мне, право, ужасно стыдно!
Несколько мгновений я смотрела на него, ничего не понимая; потом до моего одурманенного сознания дошел смысл его слов, и я поняла: Гарри исполнен чувства вины, ибо считает, что совершил надо мной нечто вроде насилия.
– Это я во всем виноват, – сказал он. – Я страстно желал тебя с того самого дня, когда увидел… когда я спас тебя от этой грубой скотины. Да простит меня Господь, Беатрис, но с тех пор я все время представлял тебя такой, какой увидел тогда: обнаженной, распростертой на полу. Боже мой! Я спас тебя от него и сам же тебя погубил! – Он снова в полном отчаянии закрыл руками лицо. – Клянусь Богом, Беатрис, я никогда не хотел, чтобы такое случилось, – глухо пробормотал он. – Я – негодяй, но, Господь свидетель, даже такой негодяй не способен заранее спланировать нечто подобное. Мне и в голову не приходило, что между нами, между братом и сестрой, может произойти такое. Но винить во всем следует только меня, я это сознаю и не пытаюсь уйти от ответственности. Честное слово, Беатрис, я просто не предполагал, что такое возможно!
Я ласково погладила его, этого глупого мальчишку, по голове и сказала:
– Дорогой, тебе не стоит винить себя одного. Да, собственно, никого винить и не нужно. Не за что. Просто ты давно мечтал