Как-то Ардашкин пришел домой навеселе, обмывали всего-то навсего его докторскую диссертацию, которую он успешно защитил. Вот он, ее шанс! Вера до четырех часов утра, насильно распаляя себя, то билась в истерике, то выла о несчастной доле быть женой алкоголика, то ругалась площадной бранью с отборными, мерзкими матюгами. И – ничего! Права мама – интеллигенты не способны противостоять женскому психозу. Слизняки какие-то. Ардашкин, который сначала пытался отшучиваться, постепенно начал оправдываться, потом умолять о прощении, потом встал на колени… Дерьмо!
В другой раз к Вере в метро подсел красавец-грузин, пригласил в ресторан, потом – к себе на квартиру… Утром Вера спохватилась: ба, надо же домой, муж-то не на симпозиуме где-нибудь в Кемерово, а в семейном гнездышке, ее дожидается! Приехав, она застала Ардашкина говорящим по телефону с ее подругой. Анатолий Семенович не на шутку разволновался, куда пропала Вера?
Верочку словно кто-то толкнул, и она уже знала, что принимает единственно правильное решение: кинувшись к мужу, она выхватила у него из руки трубку и изо всех сил ударила ею по профессорской голове. Раздался хруст эбонита, а Вера все била и била наотмашь, приговаривая: «Шуры-муры со Светкой завел, козлина, мразь, ублюдок, урод! Взял чистую, непорочную девочку и теперь с ее подругами трахается, говно, грязный боров!»
После этого «избиения младенца» Анатолий Семенович даже не стал интересоваться, где была жена всю ночь. Это было и так ясно. Он прекрасно понимал, что деланная агрессивность супруги происходит от ее неосознанного чувства собственной вины. И ему было по-своему жаль ее. И всех таких же, как она, женщин, которые отреклись от своего векового предназначения, а нового не приобрели – ибо не могло его существовать, нового-то. Вспоминался Ларошфуко: «Для корабля, который не знает, куда он держит путь, ни один ветер не будет попутным». И как бы ни складывалась семейная жизнь Ардашкиных, Вера все равно довольна не будет, она изведет себя и его, потому что не представляет, куда плывет их корабль, зачем она вообще на нем находится…
Как-то Анатолий Семенович зашел в церковь – Боже мой, что там творится! Грешен, не столько слушал Ардашкин молитвы ко Господу, сколько наблюдал за прихожанами. Бабки-колобки рвутся на исповедь, как к прилавку, отталкивают немногочисленных мужчин у аналоя с праздничной иконой, первыми норовят подойти к причастию, животворящему кресту…
Священник не реагирует, делает вид, что не замечает этого открытого попрания Божьего порядка. Ё-моё, если здесь, в церкви, старухи, которые по полвека уже ходят в храм, ведут себя подобным образом, то чего же ждать от молодых и нецерковных? Какого лешего эти же старухи говорят о падении нравов, о том, что в мире все с ног поставлено на голову?
Но как там ни крути, а виноваты в этом мужики – тут его теща, сама того не понимая, абсолютно права. Вот, к примеру, священник – он же мужик… А туда же – променял, как и все, свое право первородства на чечевичную