– Я так хочу, чтобы всё стало как прежде… Ты помнишь, как было?
Мира, не задетая даже слегка, осталась в своём мире, в своих мыслях, далёких и непонятных никому.
– Все лучшие воспоминания связаны с Ланой. Я помню, как она родилась, как училась ходить, как подарила мне на день рождения сделанную своими руками игрушку… А помнишь её в первый день первого класса? Как будто это было в другой жизни… – Мира отрицательно качнула головой. – Нет… Уже не будет как прежде… Никогда…
– Ведь у тебя есть ещё и я…
О том, что у неё была и есть только Вероника, Мира промолчала. Не время сейчас выяснять отношения.
– Поздно уже…
Витя похлопал ладонями по коленным чашечкам – не знал, как уйти без угрызений совести.
– Да, ты права… Пойду…
– Иди. Тебе рано вставать.
Витя прикоснулся губами к щеке, встал и растворился в тот же момент в небытие, оставив Миру гадать, а был ли он, или это очередная иллюзия.
Коридор пустовал. Никого. Совершенное одиночество, доставшееся Мире… как награда или как наказание? С минуту она ещё ждала неожиданного вмешательства и, соответственно, своего спасения. Но никто не появился даже мельком. Устав от вечного ожидания чуда, Мира добровольно заключила себя в крепкие объятия, принимая своё сиротство как неизбежность. Так она и сидела, размышляла о том, что исправить невозможно, и представляла мир за пределами этих стен. Она вдруг подумала, что успела подзабыть и отвыкнуть от повседневной жизни, которую оставила на далёком берегу, и этот берег, эта тихая гавань вот-вот скроется из виду. Она не давала на это своё согласие, впрочем, никто и не спрашивал. Но иного не дано, поэтому Мира, лишённая выбора, продолжала молча сидеть в своей лодке без вёсел, и наблюдать, как попутный ветер уносит её крохотный островок в открытое море, где нет спасения. Всё предрешено, всё известно наперёд: однажды случится шторм в десять балов, и волны накроют с головой, ко дну, навечно…
Нет. О будущем ни слова. Его нет. Его, похоже, не существует не только в её голове, но и в той параллели, о которой говорят как о неопровержимой действительности. И ни в какие игры её сознание с ней не играет. И не нагнетает. Просто Мира знает – неважно, откуда: когда чёрная шаль покроет поседевшую голову, конечно же, её тело продолжит волочить отмеренное кем-то существование, но душа отправится за утраченным счастьем. Сейчас, предоставленная самой себе, Мира ощущала, как то, что делало жизнь не такой нелепой, ускользает, просачивается сквозь пальцы, и удержать его нет ни единого шанса. Всё и все – взглядами или намёками – говорят, словно в унисон об одном и том же. Да так настойчиво, хотя можно уже и замолчать.