Его дочери Томиславе было еще лет двенадцать, и она была самой младшей из его детей, но уже щеголяла по городским улицам в дорогих барских платьях, стараясь вызвать ревность и зависть простых горожанок.
Буривой очень любил забираться сюда, на крышу, и подолгу сидеть здесь, слушая воркованье голубей. Весь мир виделся отсюда совсем по-другому. Где-то там, далеко внизу, оставалась будничная суета с ее мелкими заботами и неприятностями. Там, на земле, копошились люди, там кипели их страсти и ссоры, но тут, на высоте, до них не было никакого дела. Все шумы казались далекими и ненужными. Пыль и грязь, взбитые копытами и ногами, не поднимались сюда. Тут были лишь бескрайнее небо и ощущение полета над всей этой смешной суетой.
Старший сын, Святополк, уселся на деревянную черепицу, стараясь не повредить черепки, и охватил колени руками. Средний Ярогнев и младшая Томислава расположились рядом. Вместе они смотрели, как голуби выбираются из загона на плоскую площадку, нарочно устроенную для них на голубиной башенке. Дождавшись, пока вся стая окажется на воле, Буривой осторожно подобрался к ним, взял в ладони своего любимца – крепкого и мускулистого четырехлетнего голубка, и подкинул его в небо. Тот взмыл высоко вверх и сделал круг над их головами, широко расставляя крылья.
– Святоша, подай-ка мне гонялку! – с азартом бросил Буривой старшему сыну.
Тот подал ему шест с обрывком цветной наволочки. Бережно, стараясь никого не ударить, Буривой принялся сгонять птиц с крыши, а когда они поднялись в воздух, то начал размахивать им вслед, заставляя лететь выше и дальше.
– Батя, смотри, в загоне еще птенчики! – увлекаясь, закричал ему средний сын, Ярогнев.
– Их трогать сегодня не будем, – улыбаясь, ответил ему Буривой. – Это молодняк, он еще не окреп.
Опытные летуны увлекали стаю все дальше и дальше. Шумная туча сизых птиц пролетела над деревянным тыном, отделявшим двор Буривоя от хором великого князя, и принялась кружить над княжеским дворцом.
– Боржек! Ты чего творишь? Они мне всю крышу загадят! – закричала, высунувшись из узенького окошка, Верхуслава.
– Ничего-ничего, – смеясь, прокричал Буривой ей в ответ. – Птицы не станут различать, где великий князь, а где холоп – всем на голову напакостят. А и пусть Владек не зазнается – пусть помнит, что не он выше всех на земле!
Княгиня захохотала, погрозила ему пальцем и скрылась в темном оконном проеме. Святополк воспользовался отсутствием стаи, чтобы почистить клети и насыпать корма. Томислава, осторожно балансируя босыми ногами по наклонной крыше, поднесла ведерко воды и принялась наливать в поилки. Ярогнев с Буривоем забрались в загон и принялись разглядывать недавно оперившийся молодняк, беря птенцов в руки и задирая им крылья.
– Смотри, какие крепыши, – радовался Буривой, показывая птенцов сыну. – Вот этот родился от вожака стаи. Чувствуешь, как крылом бьет? Это в нем