Оба квартиранта улетали одним рейсом в Москву. У профессора там были какие-то дела, а потом он ехал уже к себе в Ленинград.
Накануне, перед отъездом, Мирон устроил как бы прощальный ужин и угостил квартирантов крымским портвейном. Скуповатый Мирон так объяснил отъезжающим свое запоздалое гостеприимство: «Если я не устрою вам проводы, то следующих порядочных квартирантов мне не видать. Такая у нас здесь примета». Хотя, кроме галушек, яиц, хлеба и портвейна, Мирон на стол ничего более не выставил.
Глузер мог выпивать очень крепко, так что Мирону пришлось идти еще раз за портвейном, а профессор был непривычен к вину и скоро уснул. Когда уснул и Глузер, Мирон вытащил у них почти все деньги, оставил только, чтобы добраться до аэропорта.
Он уразумел, что у них должны быть деньги, по крайней мере, у профессора, так как рейс был в Москву, а еще и до Ленинграда нужно покупать билет. «Пусть в Москве у кого-нибудь одолжит», – побеспокоился о нем Мирон. Но деньги оказались и у Глузера, и не так мало.
Расчет Мирона был прост: «Если они пойдут в милицию писать заявление, то опоздают на свой утренний рейс. Взять новые билеты и улететь не получится – нет денег и билеты достать невозможно – разгар сезона. Единственное, что могут – это я опять буду выпорот. Глузер – сутулый, худой, но справится со мной, запал в нем есть, и профессор, если озвереет – тоже. Вдвоем тем более осилят, но денег не найдут».
У Мирона в это время были и другие отдыхающие, а в клетушке жил нелюдимый, угрюмый, дюжий пермяк лет за пятьдесят. Он отдыхал с шестилетним внуком. Известно было, что он родом из Перми, а где сейчас живет и работает, неизвестно. Что-то в его взгляде напоминало дикого кота.
Маленький внук никогда в жизни не видел кипарисов и спросил Мирона, что это за дерево. Мирон решил над ним подшутить: «Это кипарис, а на нем живет пидорас!»
Потом мальчик вошел в клетушку, и оттуда послышались затрещины и всхлипывание.
Когда утром хватились денег, то Мирон намекнул на пермяка: «Очень уж похож на рецидивиста». И другим отдыхающим Мирон намекнул держаться впредь подальше от пермяка.
Глузер и профессор заспешили на самолет. Глузер вместо прощания пришлепил на лоб Мирону мокрый от слюны окурок от папиросы, а в лицо ему бросил слово, от которого, видимо, происходит фамилия Попидренко, хотя самой фамилии Мирона он не знал. Профессор не озверел.
До воровства Мирон, конечно, додумался не сам. Так поступали некоторые из его соседей, которые тоже сдавали комнаты.
– Почему мы не должны у них брать? Ведь они же у нас крадут? – была среди соседей такая узаконенная мораль. И опиралась она на то, что и сами отдыхающие нет-нет, а при отъезде что-нибудь, да упрут. Ценные вещи хозяева прятали надежно, но мелочь, такую как полотенце, нож, штопор, отдыхающие с собой иногда прихватывали. Далеко не каждый это делал, но распространялось