– А дело так было с мамкой-то твоей, – продолжал он, видя любопытство в глазах внука, ждущего продолжения истории. – Пошла наша с подругой гулять вдоль речки, да решили лесом срезать – там, где река петлю делает, ну и заблудились. Вечер уж, а их все нет. Мы с бабкой волноваться, понятно, стали, а тогда чего – мобильников-то не было, связи никакой. Ну, стал я мужиков собирать соседских, так, мол, и так, ушли девки в лес, а не вернулись. «Да по парням, поди, пошли, чего ты, Афанасьич, как вчера родился», – мужики-то мне говорят, успокаивают, вроде. А то верно, думаю, ведь мамке-то твоей тогда уж семнадцать годков стукнуло. Вот только по парням-то сроду еще не хаживала. Потом чувствую – нет, не к парням они, все-таки в лесу девки. А тут как раз подружка-то ее, Оксана, из леса вышла, рассказывает, что заблудились, а потом решили разделиться, чтоб дорогу-то найти быстрее. Ну, девки, дурынды, чего с них взять! Оксанка-то вот и нашла дорогу, а наша в глухолесье осталась, видать, а время уже к ночи.
Ну, тогда мужики подтянулись все, кто в деревне тогда был, пошли с фонариками рыскать, да аукать. Не должна девка далеко-то зайти. Час ходим, два ходим, подустали уж все, а дочки как след простыл. Ох, бабка-то твоя вся изнервничалась, скорую ей даже тут вызывали с района. А Машки все нет.
И батюшка-то тогда с нами по лесу ходил, мы его все домой отправляли – мест-то он не знает, не ровен час, и сам потеряется. Так оно в итоге и вышло. Да что ты будешь делать! Все уж смеются нервно, психуют, это ж надо – угораздило обоих затеряться. Ночи-то уж три часа, вся деревня на ногах, целая поисковая операция, а нет ни Машки, ни батюшки. А оно вон как получилось-то, это уж со слов матери твоей знаю.
Она значит, когда с подругой-то разошлись, ходила, ходила, не нашла ничего, голос уж сорвала – так кричала, на помощь звала. Набрела, наконец, на опушку какую-то, смотрит: лес кругом – от горизонта до горизонта небо подпирает; села на поваленное дерево, расплакалась, поняла, что далеко ушла. Там темноту и встретила, перемерзла вся, веток каких-то насобирала, укрылась ими, девчушка-то догадалась – это я им в школе на уроках рассказывал, вот помогло кое-что.
Но ты сам представь – девочка одна ночью в лесу, кругом живность всякая, птицы поют, холод собачий, и слез-то уж нет – все выревела, надежду уж всю потеряла. И тут слышит, ветки ломаются за спиной – испугалась, кричать давай, сердце в пятки ушло, кто это там крадется?
– Отец Никодим? – прервал дедушку Илюша, и в его глазах блеснули страх и надежда.
– А ты как знаешь? – Михаил Афанасьевич наклонился к мальчику, приобнял его, – Ух, смышленый пацан растет, наша порода.
– Значит, вглядывается в потемки-то, и глядь, батюшка к ней выходит. «Э, куда тебя черти завели? Это ж километров десять от дома». Машка-то и кинулась к нему, вся в слезах, она-то уж не чаяла спасения. «А я помолился ангелу твоему, думаю, пойду, куда он приведет, силы-то Божьи не подводят. Долго шел-то, устал уж весь, – и гладит Машку по голове, а ей все теплее делается,